Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [41]
Может, у дельфинов просто существует некая древняя память о нашем родстве? Фактически у нас один предок, хотя впоследствии родственные связи сложнейшим образом разветвились. Пятьдесят миллионов лет назад киты были в родстве также с парнокопытными и вели амфибиотический образ жизни в прибрежной зоне. Так почему же они вернулись в море? Из лояльности или из предусмотрительности?
А почему меня саму тянуло к морю и почему я сейчас смотрела на пролив? Море завораживало меня, и в этом я отнюдь не одинока: оно манило многих писателей. Поэты любили делать из него символ, тогда как романисты наполняли его фантазиями. В XIX веке тех же китов, на которых охотились ради ворвани для промышленных станков, описывали как морских чудовищ со старинных карт.
Классическое описание китовой охоты дает Мелвилл в «Моби Дике», и эта книга стояла на полке учебного судна. Перелистывая ее, я освежила в памяти описания корабельной жизни, ведь Мелвилл опирался на собственный опыт, приобретенный на различных китобойцах, и тонко чувствовал сходство текучей воды с жизнью. Кроме того, он прочитал всё, что сумел найти, о биологии китов и вдохновлялся реальной историей.
Лет за тридцать до публикации «Моби Дика» китобойное судно «Эссекс» протаранил разъяренный кашалот, на глазах у которого гарпунировали его семью. Сначала он ударил судно хвостом, потом головой, а под конец всей мощью своего пятидесятитонного тела. Прежде чем судно пошло ко дну, команда успела перебраться на несколько вельботов, захватив с собой навигационный инструмент и провиант, но вскоре люди оказались столь же беззащитными, как киты, на которых недавно охотились. Возможно, даже более беззащитными, поскольку находились в чужой стихии. Пятнадцатиметровые волны захлестывали лодки, а когда соленая вода пропитала сухари, жажда стала нестерпимой. Вокруг была вода, но лишь один процент земной воды приходится на пресную воду, которую пьют млекопитающие.
Вдобавок они боялись людей. На ближайших островах могли обитать каннибалы, для которых они сами были желанной добычей. Временным пристанищем стал пустынный островок, но они так быстро очистили его от всего мало-мальски съедобного, что скоро поневоле опять вышли в море. А там в конце концов стали поедать друг друга.
При обсуждении «Моби Дика» наибольший интерес вызывали, понятно, не проблемы китобойного промысла, а символика книги. Для капитана Ахава белый кит был злобным чудовищем вроде ветхозаветного Левиафана, так как ранее при встрече с ним он потерял ногу. Но сам Мелвилл, пожалуй, смотрел на это иначе. Некоторые толкователи, напротив, видели в капитане Ахаве символ беспощадной хищнической охоты, которая ведет нас к гибели.
Вообще многие авторы XIX века писали романы с морскими мотивами, хотя и основанные не на лично пережитом. Морская романтика была знамением эпохи, а о морских животных люди покуда оставались практически в неведении, так что можно было свободно строить о них домыслы. Виктор Гюго в «Тружениках моря» описал атакующего спрута как чудовище из иного мира, а у Жюля Верна в «Двадцати тысячах лье под водой» спрут, нападающий на подводную лодку капитана Немо, выглядит как типичный персонаж из научной фантастики.
Странное дело, но и в отчетах биологов фантазию более всего возбуждали опять-таки спруты, то есть осьминоги, головоногие моллюски. Там они действительно воплощали иной мир, и меня это заинтересовало, ведь инаковость способна обеспечить новые подходы. Эти животные опять-таки свидетельствуют об истории жизни на Земле.
Сотни видов головоногих моллюсков имеют свои особенности. Самый крупный достигает в длину четырнадцати метров, а самый древний – маленький жемчужный кораблик, или наутилус, – практически не претерпев изменений, плавает в океане уже пятьсот миллионов лет, словно этакая древняя подводная лодка. Некоторые виды умеют сливаться с окружающей средой, внезапно принимая форму камбалы, змеи или куска коралла.
Но самое удивительное из этих созданий – осьминог. У него три сердца и благородная голубая кровь, девять мозгов и восемь исследующих щупалец – или, если угодно, шесть рук и две так называемые ноги. Каждое щупальце – в известном смысле автономный мир со зрительными и осязательными клетками, тонким обонянием и чувством вкуса, а также своего рода кратковременной памятью, так что головоногие несколько расширяют понятие особи.
Без сомнения, они обладают разносторонними способностями. В аквариумах они с помощью щупалец собирают пазлы, открывают завинчивающиеся крышки и вытаскивают пробки из бутылок, с любопытством изучают предметы, специально для них опущенные в воду. Они наблюдательны и легко перенимают у других осьминогов способы решать проблемы, и память у них хорошая, так что они запоминают, кто из людей плохо с ними обращался, а кто их кормил. Поскольку они чувствуют, когда за ними наблюдают, посетители аквариума их раздражают, поэтому одни осьминоги возводили небольшие баррикады из камней, а другие притаскивали кокосовую скорлупу, чтобы спрятаться под ней. Некоторые сообразили, что, если обдать водой расположенные над ними точечные светильники, получится короткое замыкание и наступит приятная темнота. Один осьминог бросал камни в стекло аквариума, другому же в самом деле удалось сбежать, использовав как смекалку, так и физическую ловкость. Сначала он сжал свое бескостное тело и протиснулся сквозь щель в потолке аквариума. Потом сполз на пол, добрался до водостока и через дренажные трубы вернулся в море. Вскоре его примеру последовали другие беглецы. Несколько осьминогов ночами выбирались из своих водных контейнеров, ползли по полу и ныряли в аквариумы с крабами. Там они от души пировали, после чего возвращались на свои места. Персонал недоумевал, пока не установил скрытую камеру.
