Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона - [79]

— Да, в психологии теперь открывают много любопытного.

— Меня в основном интересует психология преступника.

— Ну, а меня, психология сыщика, — заметил я улыбаясь.

Покинув сквер, мы вскоре очутились на Мортимер-стрит и дойдя до особняка Фатрифортов, решили уж свернуть в тот памятный нам тупик моего дебоширства. Я не был здесь с того самого вечера, когда волею судеб устроил для лондонцев свой сольный концерт, потому и ожидал уже уколов совести или чегото подобного, но вопреки ожиданию отделался только легкомысленным удивлением протрезвевшего кутилы "Эко ведь… меня занесло вчера!"

Сквозь чугунную ограду желтел осенний сад.

— Стойте, Ватсон, слышите?

Я прислушался. Из сада Фатрифортов доносилось какое-то бравурное пение, сопровождаемое странным бряцанием. Правда, по сравнению с моим тогдашним пением, это можно было бы назвать лишь умиротворенным мурлыканьем.

Холмс живо отреагировал:

— Похоже, Ватсон, это тихое местечко вдохновляет людей на публичные выступления, только послушайте. Я вслушался.

Лишь с одним сравню я дружбу настоящим благом —

Плыть по морю штормовому под пиратским флагом!

По морю, Бил, по морю Бил,

под пиратским флагом!

Ие-хо-хо, Бил, ие-хо-хо!

— под пиратским флагом![23]

Тут из-за кустов выскочила самоходная коляска и дребезжа покатила по желтой листве кудрявого инвалида. Остановившись у пышно разросшегося куста боярышника, гигант вытянул свои ручищи, прищурился, клацнул раз-другой большими садовыми ножницами, сдвинул набекрень белый пикейный картуз и, возобновив свое прерванное пение, бодро покатил дальше.

Когда бывший бандит скрылся из глаз, Холмс усмехнулся:

— Что ж, Ватсон, никогда не слышал такого краткого и точного восхваления дружбы. А главное, такого восхитительно-жизнерадостного пения. «Лишь с одним сравню я дружбу настоящим благом, плыть по морю штормовому под пиратским флагом!» Не про нас ли это, Ватсон!?

— Ну, уж под пиратским флагом мы с вами, Холмс, не часто плаваем.

— Зато очень часто за пиратским, друг мой, а это несравненно лучшее.

— Для нас, пожалуй.

— Думаю, и для Била Читателя это лучше, да и для Эда Пуделя тоже раз он поет.

Весь обратный путь мы, как школьники, сбежавшие с уроков, болтали всякий веселый вздор. А когда пришли домой, нас ждал еще один и уже последний сюрприз, касающийся дела Фатрифортов.

Теплый солнечный денек неожиданно закончился холодным и промозглым вечером, когда особенно ценишь уют, чай с ромом и мирные домашние занятия. Мы были поглощены каждый своим делом. Холмс пополнял новыми сведениями свою уникальную картотеку, миссис Хадсон, судя по запахам, долетавшим до нас, готовила грибной соус для картофельных котлет, а я составлял план повести под названием «Страшная комната», припоминая детали этой несравненной эпопеи, когда раздался звонок. Минуту спустя миссис Хадсон доложила:

— Мистер Торлин.

— О! Просите!

Молодой учитель, загорелый и сияющий, вошел в гостиную.

— Здравствуйте, мистер Холмс! Здравствуйте, доктор Ватсон! Памятуя ваше приглашение посетить вас как-нибудь, решил вот зайти. Надеюсь, не помешал…

— Нисколько, присаживайтесь. Мы очень рады.

Воспользовавшись случаем, пока Холмс давал распоряжения миссис Хадсон и не отнял у меня инициативы в разговоре, я задал нашему гостю тот единственный вопрос, на который пока не получил ответа ни от него, ни от Холмса.

— Вот чего я не могу взять в толк, мистер Торлин, почему это вам тогда приснился именно Одноглазый?

— Да, да, Ватсон, это очень интересный вопрос… — живо отозвался Холмс с другого конца нашей гостиной, — но, думаю, ответ на него не так уж и сложен: наш друг где-нибудь да видел его, но потом, возможно, из-за страшного падения под копыта лошади позабыл. Уверен, что недалек от истины.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс! — воскликнул учитель, обведя нас загадочным взглядом, — собственно, с этим я к вам и шел.

— Любопытно послушать.

— Но давайте уж объясню все по порядку. Не далее как вчера я побывал на сеансе гипнотизера, вернее, гипнотизерши. Это весьма знаменитая личность из Парижа…

— Кто именно: Леруа? Монфаз? Жанвилье?

— Не угадали, мистер Холмс…

— Думаю, это мадам Гвиньоль? — поспешил я продемонстрировать свою осведомленность.

— Совершенно верно, доктор Ватсон.

— Как? «…неужели и Саул во пророцех?» Она же всего лишь гадалка, — подивился Холмс.

— Времена меняются, дорогой Холмс, теперь ни гадалок, ни ворожей, ни колдунов нет, только гипнотизеры, спириты, в крайнем случае, психоаналитики. Я не большой знаток подобных вещей, но мне попалась брошюрка, повествующая о деятельности этой дамы и я просветился на ее счет.

— Вот и я в точности так же! — оживился мистер Торлин, — теперь в каждой лавке вам предлагают такие брошюрки.

— Да что там, в лавках! — воскликнул я запальчиво, — на днях мне попалась заметка в одном солидном медицинском журнале в разделе психологии. Представляете себе заголовок: «Реклама и подсознание»! Так я, признаться, зачитался!

— Вот о подсознании-то я и хотел сказать, извините за это новомодное словцо, но теперь без него никто, кажется, не хочет обходиться. Из рекламки я знал, что сеансы мадам Гвиньоль проходят в одном благотворительном обществе, и вот решил сходить. Денег не пожалел и взял билет в первый ряд, чтобы хоть что-нибудь видеть. Я заранее настроился быть предельно объективным. Ведь известно, что к таким вещам у нас относятся или совершенно скептически, или уж совершенно фанатически. Потому, решив составить собственное мнение, я внимательно слушал всю предысторию, как выразилась мадам, ее парапсихологических исследований и всего того, что она сочла нужным поведать публике. Излишне говорить о том, что интерес мой нарастал с каждой минутой и непосредственно перед экспериментом вырос в ту меру, о которой только и может мечтать подобного рода экспериментатор.