Шерлок Холмс и рождение современности - [21]

. В «Медных буках» отец семейства по имени Джефро Рукасл запирает в четырех стенах уже не падчерицу, а собственную дочь от первого брака Алису; он — исчадие ада, резко меняющий невероятное дружелюбие и жовиальность на вспышки ужасающего ледяного гнева. Его покойная жена оставила дочери наследство, а сейчас у Рукасла молодая (на пятнадцать лет младше) жена, маленький сын (маленькое исчадие ада, по общему убеждению[7]) и дом, который надо содержать. Отец пытается заставить дочь отдать ему свои деньги, но та отказывается. Он запирает Алису в дальней комнате поместья, она чуть не умирает от воспаления мозга, и ее прекрасные рыжие волосы остригают. У Алисы есть поклонник, некий моряк мистер Фаулер. Чтобы отвадить его, Рукасл придумывает дьявольский план. Якобы для присмотра за сыном он нанимает гувернантку мисс Вайолет Хантер, которая издалека похожа на дочь. Хантер платят необычайно щедро; эта щедрость и погубила Рукасла — он предложил Хантер 10 фунтов в месяц вместо обычных для этой должности четырех, внушив тем самым тяжкие подозрения. От мисс Хантер требуется только остричь волосы и раз в день, надев платье Алисы, сидеть в определенном месте гостиной с большим окном, выходящим на дорогу. Потом становится понятно, что хозяин пытается выдать гувернантку за свою дочь, которая, как он уверяет, живет в Филадельфии, — но только потом. Мисс Хантер колеблется, идет за советом к Холмсу, наконец соглашается на предложение Рукасла и уезжает в поместье «Медные буки», откуда, впрочем, уже через несколько дней телеграфирует о надвигающейся беде. Она что-то высмотрела, куда-то проникла, жизнь ее в опасности. Холмс с Ватсоном мчатся на помощь и успевают вовремя: Фаулер смог-таки похитить и увезти возлюбленную, а мерзавца Рукасла искалечила его собственная собака, которую он завел для вящего устрашения всех в доме и вокруг[8]. Мужественная мисс Хантер покидает проклятое место, и в финале рассказа мы обнаруживаем ее в должности директора частной школы в Уолсоле. Что до дочери мистера Рукасла (она, кстати, присутствует в рассказе исключительно своим отсутствием, никто из «положительных» действующих лиц ее не видел — ни мисс Хантер, ни Холмс, ни Ватсон, ни читатель), то она обвенчалась с Фаулером в Саутгемптоне и живет с мужем на острове Святого Маврикия. Он там служит чиновником.

Все три рассказа написаны Конан Дойлем примерно в одно время (год-полтора) и имеют примерно один и тот же социально-экономический сюжет с похожим гендерным подтекстом. Если говорить попросту, перед нами драма позднего викторианства, не желающего осознавать себя модерном, не принимающего «современности», отчаянно пытающегося — угрозами, зловещими трюками, инцестом, убийством — сохранить для себя ренту, возможность продлить существование в настоящем своем виде, без изменений. Правит в этой стране королева Виктория, женщина, но «викторианство» — это мужчина средних лет, не привыкший к работе, психологически уверенный в себе, в своем праве распоряжаться жизнями других, прежде всего женщин. Любопытно, что этот мужчина может принадлежать к разным слоям общества, но суть его поведения, его страшное рассудочное хитроумие и отвратительная подлость от социального статуса не меняется. Доктор Гримсби Ройлотт — потомок старинной саксонской аристократической фамилии; его предки растратили семейное состояние, так что ему пришлось оканчивать медицинский факультет, искать счастья в колониях, жениться на богатой генеральской вдове. О Рукасле мы не знаем почти ничего, кроме того, что он — зажиточный сельский житель и что он явно не принадлежит к высшим слоям общества. Об этом говорит его простонародная фамилия Rucastle[9] и особенно его имя Jephro, явно происходящее от более известного Jethro (ветхозаветный Иофор); так называли детей в пуританских семьях. До аристократии здесь очень далеко.

Образ сельской викторианской Англии, образ, ставший иконическим, нет, точнее — созданный как иконический во второй половине XIX века. Богатство Британии, ее величие и мощь покоились на плодах индустриальной революции, на новых промышленных городах, вроде Манчестера (он вообще был индустриальной столицей мира во второй половине столетия, точно так же, как — во всех остальных смыслах — «столицей мира», буржуазного мира, конечно, был Париж), но британские правящие классы «стыдились» индустрии, предпочитая видеть в своей стране сельские ландшафты, поместья, фермерские коттеджи, тихую деревенскую жизнь предыдущей исторической эпохи. Отчасти это связано с социальной структурой Англии, в которой по-прежнему доминировала (пусть и теряя позиции) аристократия; буржуазия же (и даже рабочий класс) пыталась ей подражать. Об этом пишет Мартин Дж. Уинер в знаменитой книге «Английская культура и закат индустриального духа»[10]; современный британский архитектурный критик и культуролог Оуэн Хэзерли отмечает: «Уинер утверждал, что британский индустриальный капитализм достиг расцвета в 1851 году, когда был построен Хрустальный дворец[11], чью постмодернистскую архитектуру распирали приметы британской индустриальной мощи. После этого на индустриальный капитализм принялись нападать и слева, и справа — по сути, как считает Уинер, позиции левых и правых были практически неразличимы. Те, кто формировал мнение во второй половине XIX века, будь то явные консерваторы, вроде Огастеса Уэлсби Пьюджина, архитектора, работавшего в неоготическом стиле