Шерлок Холмс и рождение современности - [23]

Подлый мужской викторианский паразитический мир, живущий на ренту, против отважного работящего женского мира модерна — так выглядит главный конфликт в трех рассказах Конан Дойля о несчастных падчерицах/дочерях. Реализуется же этот конфликт в форме тихого восстания женщин против ложной викторианской идентичности. Именно они — при помощи Холмса — становятся агентами современности, выявляют ее в окружающем мире. Они смелы, эти девушки, отчаянно смелы. Элен Стоунер вырывается из страшных лап отчима и — покрытая синяками! — едет к незнакомому джентльмену в Лондон, чтобы получить помощь (заметим, не к жениху, который, чувствуется, та еще благодушная тряпка). Мисс Мэри Сазерлэнд прямо идет против воли матери и отчима — и обращается за советом к Холмсу, несмотря на то что рассказывать приходиться о чудовищном унижении. Наконец, гувернантка Вайолет Хантер, самый самостоятельный, трезвый, рациональный, смелый герой «Медных буков», не только отваживается согласиться на странное предложение Джефро Рукасла (за большие деньги, конечно, они этой самостоятельной особе очень нужны), она переигрывает хозяина и фактически сама раскрывает мрачную интригу в поместье. Дочь Рукасла Алиса тоже не робкого десятка — несмотря на насилие, она отказывается отдать деньги свихнувшемуся папаше, а потом просто бежит с любимым морячком — распахнутый люк, веревочная лестница, как в приключенческом романе.

Главный герой этих трех рассказов — и главный мотив их действия — деньги. Причем в двух случаях это «новые деньги», не «старые», они сделаны в колониях («Пестрая лента») или в «сфере производства» («Установление личности»). Но тут важно не столько их происхождение, сколько дальнейшее использование. Викторианский мир в лице своих патриархов (отцов, отчимов) пытается навсегда отобрать их у молодых женщин, которые хотят начать собственную, современную жизнь; если это произойдет, викторианизм рухнет, так как останется без ренты. А он привык существовать на ренту, привык обманывать себя и других старомодной деревенской идилличностью, укорененностью в прошлом. Впрочем, иногда, как в случае мистера Уиндибека, он пытается убедить окружающих в собственном высоком статусе, в том числе и моральном (отчим не разрешает мисс Мэри ходить на пикники и балы, где можно встретить «папиных друзей», то есть представителей мира производства, а не мира финансов, к примеру. Неудивительно, что Уиндибек изобретает в качестве фальшивой персоны именно кассира). Викторианский мир пытается остаться со своей ложной, иллюзорной идентичностью; восстание падчериц развеивает эту иллюзию и вносит страшную ясность в то, как на самом деле устроена жизнь. Мир стоит на деньгах. Отчимы хотят эти деньги забрать. Мы их не отдадим — тем более что после Married Women’s Property Act 1882 года дочери и падчерицы могли спокойно выходить замуж. Все теперь оставалось за ними. Так закалялся модерн.

Империя ad marginem

Повесть Артура Конан Дойля «Знак четырех» («The Sign of Four») написана по заказу редактора американского Lippincott’s Monthly Magazine Джозефа Стоддарта в конце 1889 года и в 1890-м была напечатана под названием «The Sign of the Four». В течение пары лет текст перепечатывался во всевозможных британских изданиях; впрочем, как отмечают специалисты, «Знак» — как и первая повесть Конан Дойля о Шерлоке Холмсе «Этюд в багровых тонах» — не снискал той бешеной популярности, которая выпала на долю последующих рассказов и повестей о великом детективе. Любопытно также, что предложение написать повесть для Lippincott’s Monthly Magazine было сделано на обеде 30 августа 1889 года, где, помимо Конан Дойля и Стоддарта, присутствовал и Оскар Уайльд. Последний тоже обещал прислать свой роман в журнал: «Портрет Дориана Грея» вышел в Lippincott’s Monthly Magazine в июле 1890-го, «Знак четырех» — в февральском номере. Участие в этом издательском сюжете Оскара Уайльда заставило меня прийти к некоторым выводам, сделанным в конце нижеследующего текста.

Добравшись до последней трети этой книги, я хочу сделать скромное заявление. Оно таково: цикл рассказов и повестей о Шерлоке Холмсе есть своего рода энциклопедия викторианского мира, эпохи, которая определяется сейчас, как «модерная», как «современность», modernity (или, учитывая, что термин придумали во Франции, modernité). Попытаться проанализировать этот мир с точки зрения историка, обозначить «модерность» как состояние общественного сознания, как тип исторического мышления (в том числе и самого автора, Артура Конан Дойля) — такова моя задача. Я пытаюсь проанализировать разные стороны Викторианской эпохи — отношение к деньгам и богатству, социальную роль женщин и даже рождение современного гуманитарного знания. Это эссе несколько выходит за рамки, в которых находились предыдущие, — здесь рассматриваются сразу несколько важнейших черт викторианизма, в том числе и те, о которых (на другом материале) я писал выше. Однако главная тема — совершенно иная; речь пойдет о британском имперском, колониальном сознании того времени и о приложениях этого сознания к разным сторонам социальной, экономической и культурной жизни.