Шеридан - [88]

Принц Уэльский приглашает лорда Лотиана в комнату короля после наступления темноты, дабы его сиятельство мог услышать безумные речи монарха в ту пору суток, когда его бред достигает апогея. А у Брукса принц передразнивает жесты своего свихнувшегося отца.

Питт настроен агрессивно. Он не видит никакой необходимости в назначении кого бы то ни было регентом. Оппозиция пускается на всякие хитрости, чтобы ускорить решение вопроса о регентстве, но Питт противопоставляет им требование провести новые разыскания в области исторических прецедентов, которые отнимают не одну неделю и в результате дают, по меткому выражению Шеридана, несколько сентенций «на плохой латыни и отвратном французском». Все это исследование — не больше как уловка с целью затянуть дебаты до того времени, когда врачи-тори смогут возвестить о выздоровлении монарха.

В этот момент на сцену выступает королева Шарлотта. Она ведет сложную игру. Болезнь короля кажется неизлечимой. Неизбежно встает вопрос о регентстве. Она не доверяет своему любимому сыну и ненавидит его советников. Других своих сыновей она недолюбливает. Питта она боится. Он может, воспользовавшись создавшимся кризисом, стать верховным правителем и на время превратить Англию фактически в республику. Чего королева хочет и добивается, так это совместного регентства, которое позволяло бы ей заниматься политическими интригами. Узнав о происках своей матери, Георг, принц Уэльский, приходит в бешенство и несдержанно высказывается по ее адресу. По его примеру секретарь и доверенный человек принца Джек Пейн непочтительно отзывается о королеве в присутствии герцогини Гордонской. «Ах ты ничтожный, никчемный, распоясавшийся, наглый, дерзкий щенок, — восклицает ее светлость. — Да как ты смеешь так развязно говорить о королеве — матери твоего хозяина!»

Возобновляется сессия парламента, и на рассмотрение палаты общин представляются заключения врачей. Фокс, смело взяв слово, утверждает, что конституционное право на регентство принадлежит принцу Уэльскому. Питт, сразу же сообразив, какое преимущество получает он перед противником, радостно хлопает себя по бедрам и восклицает, обращаясь к другу, сидящему рядом на скамье министров: «Ну, сейчас я покажу этому джентльмену где раки зимуют!» И вот, как только Фокс садится, поднимается Питт. Доктрина, с которой познакомил палату предыдущий оратор, говорит он, является изменой духу и букве конституции. У наследника престола не больше прав на исполнительную власть, чем у любого другого человека в королевстве. В случае утраты монархом дееспособности только парламент уполномочен определять условия временного междуцарствия. «Поэтому пусть палата не торопится, — предостерегает он в заключение, — опрометчиво отменять и аннулировать полномочие парламента, с которым так тесно связано само существование конституции».

Шеридан видит, сколь пагубно было бы для оппозиции настаивать на принятии решения о праве принца на регентство, и пытается отмежеваться от позиции, занятой Фоксом. Однако в итоге прений министерская партия одерживает полную победу. Вечером того дня в клубе Уайта ликуют и торжествуют, у Брукса же царит уныние.

Питт, игнорируя право принца, поначалу предлагает передать регентство королеве Шарлотте, а под конец выдвигает ряд условий, так ограничивающих полномочия регента, что принц не обладал бы абсолютно никакой властью. Шеридан, отлично понимая, что единственно возможным компромиссом является принятие ограничений, убеждает принца и его партию согласиться с ними. Но на предложение Питта необходимо дать определенный ответ, и вот принц рассаживает своих верных советников по разным комнатам, поручив каждому отдельное секретное задание. На первом этапе он прибегает к услугам Лофборо и Берка, а затем привлекает к работе Фокса и Эллиота. Наконец, он просит Шеридана составить одно официальное послание из двух — этакий сплав послания Лофборо (лед и стужа) с посланием Берка (пламень и жар).

Однако Шеридан, прежде чем сесть за работу, отправляется гулять и заглядывает в Девоншир-хаус. У него есть обыкновение заходить, прогуливаясь, во дворец Девонширских, чтобы шутливо поболтать с герцогиней. Отсюда он посылает Фоксу записку с уведомлением, что будет у него завтра в девять утра. Но он допоздна засиживается в гостях, в результате чего его компиляция, набело переписанная рукой миссис Шеридан, готова только к двум часам дня. Придя к Фоксу, он замечает свою записку, пришпиленную на самом видном месте к камину. Чарлз сердито напускается на него. Шеридан отвечает: «Я такой, каким сотворил меня господь, и терпеть не могу, когда меня отчитывают».

В дальнейшем по поручению принца составляется еще немало посланий: Шеридан пишет пространное письмо относительно королевы, Эллиот — более краткое письмо самой королеве; все тот же Шеридан составляет памятную записку королю и т. д. и т. п. Раздорам в королевском семействе не видно конца. Принимается закон о регентстве. Ирландия заявляет протест в пользу принца и присылает своих делегатов. Их насмешливо называют «вождями индейцев», а на одном балу дамы встречают их шиканьем и возгласами неодобрения. Впрочем, в знатных домах их принимают и чествуют. Особенно грандиозный и изысканный прием в их честь устраивает принц в Карлтон-хаусе, настоящий «пир разума и праздник души». Среди гостей блистают Берк и Шеридан. Беседа так же легка и искриста, как шампанское, которое пьют гости, а шампанское здесь подают лучшее на свете.