Шеридан - [23]

По соседству с залом для питья минеральной воды находится кофейня, посещаемая только дамами, куда, однако, не допускают юных девиц, поскольку разговоры там касаются политики, последних сплетен, философии и прочих материй, недоступных их пониманию.

Днем наша курортница может поприсутствовать на богослужении в аббатстве, потом пообедает и выйдет прогуляться по городу. Она увидит красивые, тенистые аллеи; пруды, в которых плещется рыба, и лужайки для игры в шары; аккуратно подстриженные живые изгороди из тиса; террасы и лестницы, выложенные для оживления пейзажа красивым камнем, свинцовые вазы и садовую скульптуру. Все вокруг радует взор красотой. Город раскинулся среди крутых холмов, причем утопающие в зелени дома так тесно лепятся друг к другу в долинах меж склонов, что кое-где, перейдя улицу, можно попасть с первого этажа особняка на одной стороне прямо на чердак особняка напротив. Короче говоря, Бат выглядит поистине как город дворцов, как город на холмах, как россыпь городков.

Ценители искусства приезжают в Бат послушать музыку Линли, поэты ищут вдохновения на брегах Эйвона, а сентиментальные девицы со своими возлюбленными ищут тишины или легкого сна, которым, как уверяет Уордсворт, так легко забыться среди холмов уединенных.

К числу излюбленных и посещаемых публикой мест относятся лавки книгопродавцев, где можно сколько угодно наслаждаться чтением романов, пьес, памфлетов и газет за самую умеренную подписную плату — одну крону в квартал; именно сюда, в эти святилища общественной информации, прежде всего поступают все последние новости дня, все сообщения о частных делах жителей и посетителей Бата и подвергаются здесь подробному обсуждению. (Новости из Бата занимают в лондонских газетах больше места, чем сообщения из американских колоний или из Европы.) После лавки книгопродавца мы заглянем в лавки торговцев галантерейными товарами и игрушками и посетим кондитерскую Гиллса, где полакомимся джемом, пирожным или порцией вермишели. Если у нас есть свободное время, мы, быть может, еще зайдем в знаменитую булочную Сэлли Ланн на Лилипут-элли или же присядем к столу и напишем письмо внуку либо кузену. Затем, если мы пописываем стишки, мы отправимся в Батеастон — заведение Сафо Миллер (белокурой, полной сорокалетней дамы, несколько вульгарной и жеманной, но с добрым сердцем), где в саду, пейзаж которого должен слегка напоминать лондонскую улицу, пышнотелая Царица муз, только что вернувшаяся из поездки по Европе, проводит конкурс поэтов под названием «Парнасская ярмарка» и увенчивает победителя миртовым венком. (Весь сбор поступает в пользу благотворительных учреждений Бата.)

Вечернее время после чая можно посвятить визитам, а закончить день, как и в Лондоне, картами, танцами или театром.

«Как поживаете?» — звучит в Бате по утрам, «какие козыри?» — весь остаток дня.

Средоточием всяческих увеселений в Бате являются два курзала, в которых ежевечерне (сегодня в одном, завтра в другом) собирается курортное общество. Это просторные и высокие залы, которые выглядят при зажженных канделябрах весьма импозантно. Их обычно заполняет хорошо одетая публика; одни компании усаживаются пить чай, другие — за карты; некоторые прогуливаются, иные сидят и беседуют; в общем, каждый развлекается как умеет. Дважды в неделю даются балы, расходы по устройству которых оплачиваются по добровольной подписке среди джентльменов, причем каждый жертвователь получает три входных билета. Кого только мы не увидим здесь на балу: светских львиц всех возрастов, приехавших блистать своей красотой; девиц и вдовушек, мечтающих обзавестись мужем, и замужних дам, мечтающих вознаградить себя за то, что им достались скучные мужья; актеров, музыкантов, игроков, простаков, мошенников, неотесанных сельских сквайров и начинающих франтов. Шотландские пэры толкают локтями мулатов с острова Сент-Кристофер, полковник танцует с дочерью торговца скобяными товарами из лондонского предместья, а хозяйка гостиницы из Уэппинга смущает пристальным взглядом аристократа. Паралитик-адвокат едва не сбивает с ног лорда-канцлера, а церемониймейстер принимает служанку графини за знатную леди.

«Вы танцуете нынче, милорд? — Нет, мадам, не танцую.

— Ах, вы правы: какой же резон танцевать в духотищу такую!»

Кругом царят путаница, неразбериха, полная непринужденность. Кого не видно в толпе, заполняющей галерею, так это больных; если они тут и присутствуют, то у них явно нет болезней, способных испортить удовольствие.

Общество в Бате живет дружно, как одна большая семья. Все курортники видятся каждый день, запросто общаются. Люди, которых в Лондоне разделяет непроходимая социальная пропасть, держатся здесь друг с другом совершенно на равной ноге; однако нет никакой необходимости узнавать в Лондоне, где-нибудь на Мэл[23], субъектов, с которыми вы, быть может, обменивались любезностями в водолечебнице Бата. Да и то сказать: два человека, живших в Бате или Танбридже прямо-таки душа в душу, через двадцать четыре часа так прочно забывают свою дружбу, что, повстречавшись в парке Сент-Джеймс, проходят мимо, не удостоив друг друга кивком. Взять к примеру Джорджа Селвина. Очутившись в Бате в пору, когда там почти не было курортников, он часто коротал время в обществе какого-то пожилого джентльмена, с которым водил знакомство просто от скуки. Через некоторое время, в разгар лондонского сезона, Селвин носом к носу столкнулся со своим батским знакомым на аллее парка Сент-Джеймс. Он попытался проскользнуть мимо незамеченным, но не тут-то было. «Как?! Вы не помните меня?» — воскликнул возмущенный провинциал. «Отлично помню, — ответствовал Селвин, — и, когда я в следующий раз поеду в Бат, я буду счастлив снова познакомиться с вами».