Шеридан - [103]

В день премьеры Друри-Лейн осаждают толпы театралов, жаждущих попасть на спектакль. Снаружи и внутри театра царит невообразимый ажиотаж: толчея, шум, сумятица. Зал набит до отказа. Все сидячие места в ложах раскуплены заранее. Кто не может пробиться через толпу у входа в партер, проникают в ложи и перелезают оттуда на незанятые места внизу. В зале не смолкает гул голосов: это спорят зрители, разделившиеся на враждебные фракции. В центральной ложе сидят сторонники Айрленда, в задних рядах партера — его противники во главе с неким капитаном Стэртом, чьи критические высказывания, судя по всему, вдохновлены пятой бутылкой.

Представление начинается. Юный фальсификатор, возбужденный и нервничающий, находится за кулисами. Поначалу все идет хорошо, и миссис Джордан поздравляет его с успехом трагедии, которую он, как предполагается, спас от забвения. Однако противники Айрленда не думают сдаваться — они берегут свои силы. Смешные махи некоторых актеров дают им право вволю повеселиться. Когда мистер Филлимор, исполняющий роль саксонского полководца Хорсуса, получил по ходу действия смертельную рану, он, то ли намеренно, то ли случайно, рухнул наземь в таком месте сцены, где опустившийся занавес разделил труп злополучного полководца пополам: ноги смотрели в сторону зрителей, а голова и грудь — в сторону актерской братии. Но это еще не все: тяжелый деревянный брус, прикрепленный к нижней кромке занавеса, давит актеру на грудь, и тот, отказываясь, как Ускпрандос[73], «умирать здесь весь вечер», начинает высвобождаться, а публика, до которой доносятся его стоны, корчится от смеха.

Но больше всех способствует освистанию пьесы Кембл. На протяжении всего спектакля он играет нарочито вяло и бесстрастно, произнося свои реплики с похоронным видом. Когда он декламирует вкрапленные в текст отрывки из пьес Шекспира, публика, проявляя необыкновенную эрудицию, скандирует: «Генрих IV», «Отелло» и названия других пьес, откуда украдены данные строки. В конце концов это переходит всякие границы, и Кембл подает знак нанести завершающий удар. Когда он нараспев, выделяя голосом определенные места, читает в пятом действии монолог со следующим описанием смерти:

«Едва лишь кончится глумленья торжество,

Ты ледяной рукой берешь его за ноги

И, выше движась, достигаешь сердца,

Над ним смыкая полог вечной ночи», —

партер разражается «неслыханными доселе» неблагозвучными и оглушительными воплями. Как только наступает относительная тишина, Кембл, вместо того чтобы продолжить монолог, медленно, загробным голосом повторяет строку: «Едва лишь кончится глумленья торжество», что вызывает новый кошачий концерт в зале. Занавес в финале опускается под свистки и шиканье зрителей.

В ночь после разоблачения его подделки Айрленд спит сном праведника. Более того, он находит, что лучше выступать в роли фальсификатора, чем в роли Шекспира. Горчайшим разочарованием оказывается для него финансовый итог всей этой истории. Когда в понедельник утром он является в Друри-Лейн за деньгами, ему сообщают, что после оплаты всех расходов в казне театра осталось 206 фунтов стерлингов. Но и эту сумму поделили между собой Шеридан и отец Айрленда; сам Айрленд получил от отца всего 30 фунтов.

Удачами нового Друри-Лейна явились постановки «Призрак замка» и «Синяя борода». Первая из этих пьес, написанная «монахом Льюисом»[74], очень долго была гвоздем репертуара. Ее успеху способствовали как грандиозный сценический эффект погружения призрака в пламя, так и красивые декорации в готическом духе. Шеридан не заплатил автору всего, что ему причиталось, и Льюис сочинил на него злобную эпиграмму:

«Земля плодит плутов от века,

Но нет бесчестней человека».

Шеридан подыскивает новые источники сенсации. Поскольку пошла мода на «Коцебу и немецкую колбасу», он ставит «Незнакомца» — пьесу, представляющую собой переделку произведения немецкого драматурга Коцебу, подправленную самим Шериданом. Литературными достоинствами эта поделка не обладает, но зато пользуется огромной популярностью у публики, благодаря чему театру удается пополнить казну, опустевшую из-за провала «Вортигерна». Ободренный успехом этого нового отступления от традиции, Шеридан перерабатывает, приспособляя для постановки на сцене, пьесу Коцебу «Испанцы в Перу», эффектную патриотическую мелодраму, которую впервые ставят на подмостках Друри-Лейна 24 мая 1799 года под названием «Писарро». Спектакль выдерживает тридцать представлений подряд, публика валом валит в театр, деньги текут в кассу рекой, повсюду только и разговоров, что о новой пьесе. В том же году «Писарро» издают в Филадельфии. Пьеса еще долго не сходит со сцены. Кто-то в присутствии Шеридана пренебрежительно отзывается о пьесе как о пересказе чужого произведения. «Да, я всего лишь переводчик, — восклицает Шеридан, — но зато какой переводчик!»

История создания этого шедевра может служить классической иллюстрацией привычки Шеридана откладывать работу до последней минуты. Уже объявлен день премьеры, уже распроданы все билеты в ложи, а Шеридан еще даже не приступал к последним двум действиям и не написал слов песен для Келли. Генеральная репетиция проводится утром в день премьеры; вот уже подошло к концу четвертое действие, а трое исполнителей до сих пор не получили некоторых кусков своих ролей в пятом действии — автор срочно дописывает их в суфлерской будке и по частям передает на сцену. Актеры натерпелись страху, но у всех троих была хорошая, тренированная память, и все обошлось благополучно.