Шепоты старой усадьбы - [20]

— А призраку, девушка, стены не преграда. — Посветив поочередно на другие три стены, Борис сообщил: — Тут раньше гардероб был. А здесь — проход в зал ресторана. Но когда заведение выкупили, новый владелец постановил отделиться от института. Они соорудили себе вход с торца здания. А стену с проходом, стало быть, и вовсе зацементировали.

— Откуда вы знаете? — не выдержала я. — Вы же говорили, что недолго тут работаете.

— Я вырос в Дубровицах, все тут знаю. Сам свадьбу в этой трапезной отмечал, с хозяевами тогда разговаривал.

— Поздравляю. Со свадьбой.

Мужик моего сарказма не понял и ответил со всей серьезностью:

— Да ты че, я уже давно развелся. — Тут он направил свет фонарика мне в лицо. — Кстати, я свободный парень-то… Соображаешь? — И по-дурацки хмыкнул. Ну почти что хрюкнул.

— Соображаю, что пора двигать обратно, — морщась от луча света, раздражающего мой глаз, заявила я угрюмо и с бодростью потрусила к лестнице.

Когда мы достигли холла, я проводила охранника до двери и даже вышла с ним на крыльцо. Переступая порог, я сразу ощутила, насколько сильно похолодало на улице. За двадцать минут, естественно, ничего не могло измениться так существенно, просто одно дело бежать по дороге в приступе дикого ужаса, совсем иное — стоять, успокоившись. Ночь была темной, даже полчища золотистых звезд не справлялись со своими функциями. Впрочем, так могло казаться из-за подсветки фонтана: когда что-то яркое близко, что-то отдаленное всегда кажется темнее, чем оно есть на самом деле.

Я собиралась уже пожелать Борису приятной ночи и вернуться в здание, когда слух зацепился за что-то, не укладывающееся в создавшуюся атмосферу. Я так и замерла с открытым ртом, продолжая вслушиваться, но охранник вовсе не заметил моего странного поведения: его лицо было повернуто не ко мне, а в противоположную сторону — к церкви. Уже в следующую секунду я поняла, что растревожило двух усталых полуночников — таинственный детский смех. Причем принадлежащий девочке. Во всяком случае мальчик с таким альтом должен быть очень уж маленьким. И явно бы не бродил тут один. Затем донесся топот и шелест веток: дети очень быстро передвигались, скорее всего, бежали.

Бежали и смеялись… Ночью… В безлюдной местности…

Охранник наконец повернул ко мне свое лицо и трусливо проблеял:

— Что же здесь, едрит батон, происходит?..

* * *

Остаток ночи я провела с пользой: выспалась. Вчера я предлагала Борису прогуляться к церкви и проверить, кто там носится темными ночами, но он воспринял реплику в штыки. «Ни за что! Я себе не враг!» — вот и весь ответ. Да еще и посоветовал мне одной сходить, «коли такая умная» (его слова). Похоже, местные всерьез намерены стойко придерживаться своей эзотерически-потусторонней религии. Я, конечно, тоже боюсь всего необъяснимого, но именно поэтому и стремлюсь установить истину. А зарываться глубже в свою раковину при первом намеке на что-то мистическое — это удел слабых. Я не хотела быть такой. Я знала, что я не такая.

Бориса утром должны были сменить. Жаль, я не знала, во сколько, а то бы позвонила и справилась, как он провел остаток смены. И вообще, дошел ли он живым до своей сторожевой будки. Но логика подсказывала, что, если бы произошел какой-то инцидент, меня бы уже оповестили. На часах полдень. Сменный охранник явно уже приехал на работу.

Я уже умылась, позавтракала, убрала раскладушку, почитала книгу, второй раз позавтракала и теперь маялась выбором: то ли кроссворды погадать, в изобилии оставленные на вахте Сударышевой перед отъездом, то ли вернуться к Чейзу — и как раз в процессе решения этой важнейшей задачи мне позвонили и незнакомым голосом оповестили о приезде Ткаченко и Смирнова.

Ага, охранники сменили друг друга, все живы — это хорошо.

— О как! — поприветствовала я знакомых на пороге. — Уже парой ходим!

— Да нет, случайно встретились по дороге, — отчего-то нахмурился Анатолий. — Привет.

— Ага, — кивнула я, потому что поздороваться-то забыла.

Майор молчал. Зашел в холл, огляделся, будто в первый раз, и занял место на потертом диване, возле моего стула. Толик же поставил рюкзак на стол, расстегнул, но вместо того, чтобы что-то оттуда извлечь, протер тыльной стороной ладони немного влажный лоб и попросил воды.

— Я же обещала тебе чай! — вспомнила я и полезла искать вторую кружку.

— Ах да, — обрадовался Ткаченко. — Чай — это то, что мне сейчас надо.

Толя покрутился вокруг себя, ища, куда бы пристроиться, но так и не нашел ни одного сидения поблизости и остался стоять. Я пододвинула ему свой стул, сама отправилась к другому столу, к которому было придвинуто пошатанное кресло с одним отвалившимся подлокотником, и попутно спросила у офицера:

— Андрей, а ты как?

— В смысле — как? — Тот уже по-простецки взял в руки мой не до конца разгаданный кроссворд и что-то в нем писал. — Кстати, автор «Сикстинской Мадонны» — Рафаэль. Стыдно не знать, с твоей-то профессией.

Я возмутилась до глубины души.

— Я еще не дошла до этого вопроса!

— У тебя уже буква «р» была, — привел какой-то сомнительный довод Смирнов. Похоже, в школе милиции ему теорию и практику аргументации не преподавали.