Шепоты старой усадьбы - [2]

— Да, — с интонацией приговоренного к смерти ответила Галина Викторовна, — как говорят, еще с времен последних владельцев имения. В нем-то я и видела… его.

При слове «его» голос собеседницы приобрел какой-то ледяной привкус. Я ассоциативно перенеслась на Северный полюс, подальше от июньского тепла сегодняшней погоды, и даже зубы сделали инстинктивную попытку застучать друг об друга. Что же настолько ужасного испытала пожилая женщина минувшей ночью?

— Расскажите поподробнее. Мне тетя говорила, конечно, но хочется все же из первых уст.

— Да-да, конечно. Так вот, зеркало…

Сударышева нервно покосилась на собственное отражение. Мне, сидящей слева от рассказчицы, были видны они обе: одна в профиль, угнетенная, отчаявшаяся, унылая; другая анфас, зловещая, коварная и будто бы злорадствующая.

Да нет же, быть не может. Та часть холла, где висит зеркало, хуже освещена, да и ближайшая к нему лампа трагически подмигивает, явно указывая на то, что находится на последнем издыхании и требует срочной замены. Вот это темное, мерцающее отражение и создает такую пугающую иллюзию живущего своей жизнью призрака. Это просто Галина Викторовна. И она просто отражается в зеркале. Вот и все. Никакой мистики. В мистику я, кстати, не верю.

— Вообще-то… я давно уже слышу по ночам разные звуки с верхних этажей, — так и не закончив мысль про зеркало, решила она начать издалека. Два черных глаза смотрели уже не через холл, а на стоящую на столе кружку с остывшим чаем. Или на торчащую из нее ложку, располагающую интересным орнаментом на ручке. — Шаги, шорохи и даже стоны.

— Давно — это сколько?

— Я здесь год работаю, и вот за последние пару месяцев чуть ли не каждую смену.

— Вы пытались установить причину звуков? — тут же активизировалась во мне любящая зрить в корень и допытываться до самой истины беспокойная натура. Все люди разные. Некоторые, например, всегда все делают по правилам, но за то действие, которое хоть и логично в данной ситуации, однако не прописано в должностной инструкции, ни за что не возьмутся. На все вопросы они отвечают: «А зачем?», «Оно мне надо?» или «Мне за это не платят». А другие, хоть и с ленцой выполняют свои скучные, каждый день одинаковые обязанности, но всячески приветствуют задания, выходящие за рамки обыденности.

Галина Викторовна была, увы, из первой категории.

— Ты что, деточка? — вздрогнула она всем телом. — Если бы не слухи о призраке, я бы, может, и решила, что это вор какой забрался. Или сотрудник припозднился — у них это бывает. Только вот я всех отмечаю. Поздних, имею в виду. Мне же знать надо, когда закрывать здание. Но в два часа ночи, поверь, никто на работе не задерживается, даже самые рьяные.

— А как же кафе в подвале? Оно разве не круглосуточное?

— Нет. Свадьбы гуляют, в основном, по субботам. Если в другие дни, то не допоздна. Да и по субботам не позже часа ночи уходят.

— Ясно. Значит, вы решили, что это призрак.

В моем тоне напуганная вахтерша отчего-то прочитала нотки иронии (они, возможно, и присутствовали, но в таком малом количестве, что заметить их было невозможно; видимо, женщина просто мнительна) и немного обиделась.

— Доченька, я понимаю, что вы, люди науки, во все сверхъестественное не верите — не положено вам, у вас склад ума другой, но мы, люди простые, верим своим ушам, глазам и тому, о чем деревенские еще в пору молодости у костра рассказывали. Я, знаешь ли, таких историй наслышалась, что… ох! — махнула она рукой. — Жаль, что не писательница.

— Я еще не сказала, что не верю, — строго ответила я. — Тем более что вы пока мне ничего толком и не поведали.

— Ах да… — Она опомнилась, но, вместо того чтобы продолжить, потянулась к своей кружке. Запить страх? Или оттянуть начало повествования? — Так вот, раньше если и были шаги, — отпив, продолжила она, — то только на верхних этажах, туда-сюда походят да успокоятся. А минувшей ночью… — Сударышеву всю передернуло, словно она была затвором пистолета. Или гармошкой, которую разжали и сжали для получения первых аккордов задорной мелодии. — Я услышала, как оно начало спускаться. Впервые.

— В смысле, по лестнице? — уточнила я. — По какой?

— Она здесь одна, — кивнула женщина в нужную сторону. Напротив окон на другом конце холла был широкий проход в коридор. А там, видимо, и лестница. — Я напряглась вся. Думаю, чудится мне или правда кто-то ходит? Но ведь уже третьи сутки дворец закрыт, значит, не сотрудники. Кафе теперь тоже не работает, да у них и вход отдельный, как я уже сказала, с нашей лестницей никак не соприкасается. Куда звонить? В психушку, чтобы меня забрали, или в милицию? Крикнула: «Кто здесь?» Никто не ответил. Я вооружилась ножницами и выглянула в коридор. Шаги замерли на лестнице, а сюда никто не выходит. Думаю, что делать? Вернулась на пост. Взяла трубку, приготовилась звонить. Замерла, стою. Жду. Ничего не происходит. Ну, я трубку-то и положила. Решила — показалось мне.

— А дальше что?

— Дальше я села, кроссворд взяла и ручку. И в этот момент оно опять пошло! Причем на первом этаже. По коридору. В сторону холла, где я и находилась. В ту минуту у меня, что называется, волосы на голове зашевелились. Я почему-то подумала о том, какое верное это выражение. Аня, у тебя было так когда-нибудь? Ощущение, будто луковицы пляшут?