Шепот гремучей лощины - [96]

В этот замах Влас вложил всю свою силу и всю свою нерастраченную ярость. Бил так, чтобы наверняка, но, когда голова исчадия слетела с плеч и покатилась по земле, все равно не сразу поверил, что победил, потому что обезглавленное тело еще несколько долгих мгновение продолжало двигаться, слепо шарило в пустоте руками. От тела Влас не отступил, а позорно отпрыгнул. Разве что не вскрикнул, как баба. А потом еще долгую минуту не решался приблизиться, поискал по карманам, нашел папиросы, закурил. Первым делом двинулся к голове. Хоть и противно, а нужно разглядеть поближе, понять, что за тварь такая на него напала.

Глаза твари больше не были черными, они таращились на Власа серыми бельмами. Из раскрытой пасти вывалился синий язык. Как у висельника – подумалось с отвращением. Но внимание Власа привлек не язык, а зубы. Клыки у исчадия были длинные и острые, вполне себе звериные. Или упыриные…

Последняя мысль уже не казалась ему ни дикой, ни неожиданной. Впрочем, как и рассказ Зверобоя больше не казался деревенской сказкой. Может и нет в Гремучей лощине оборотня, а вот упыри завелись. Откуда взялись? Как появились на свет божий? У Власа на эти вопросы не было ответов. Что-то уж больно много его вопросов в последнее время оставались без ответов. И эти два, пожалуй, даже не самые главные.

За спиной зашуршало, и он стремительно развернулся, готовый в любой момент метнуть топор.

– Свои! Свои, товарищ командир! – Послышался из кустов голос Зверобоя.

– Выходи, – велел Влас, но топор далеко прятать не стал. На всякий случай.

– Долго вас не было, товарищ командир. – Из кустов Зверобой выбирался неспешно, с опаской. – Подумал, не случилось ли что. Решил вот проверить.

Он говорил, а смотрел не на Власа, а на лежащее у его ног тело. И с каждым сказанным словом голос его становился все тише и тише.

– Батюшки светы! – Он торопливо перекрестился.

– Знаешь его? – спросил Влас. Топор он по-прежнему держал наготове.

– Так это Ленька Сиволапов. Он из местных, дурачок деревенский… был. Его и на фронт не забрали по слабоумию. – Зверобой огляделся, увидел разрытую могилу, посерел лицом: – Это вы все, товарищ командир?

– Он был среди похороненных? – отвечать на вопрос Влас не стал. Ему бы на свои вопросы ответы получить.

– Не было. – Зверобой замотал головой. На Власа он теперь косился с великой опаской, как на сумасшедшего. – Я его еще третьего для живым-здоровым видел. От пожара он утек, ну и ошивался поблизости. Я ему, помнится, сказал, чтобы в город шел. В городе у него родня есть. Да, видать, не послушался. – Зверобой замолчал, а потом шепотом спросил: – А зачем вы его, товарищ командир?

– Сюда иди, – велел Влас, приседая над отрубленной головой. – Ты же охотник у нас, следопыт. Смотри, что видишь? Только внимательно смотри!

Не хотелось Зверобою смотреть. По всему видать, он уже сильно пожалел, что спустился в овраг, но спустя мгновение он собрался с духом, подошел к мертвецу, присел на корточки рядом с Власом. Смотрел долго, и рану осмотрел, и не побрезговал в рот заглянуть и зубы изучить. Влас молчал, не мешал. Сейчас ему было нужно посмотреть на случившееся чужими глазами, свести воедино полученную информацию. Все, как когда-то на службе. Вот так к этому нужно относиться. Есть преступление, и его работа – преступление расследовать. И не важно, что в этом конкретном случае убийца, вроде как, он сам. Чутье подсказывало, что убили жертву задолго до того, как он снес ей голову.

– Матерь божья, – наконец прошептал Зверобой и распрямился. На Власа он старался не смотреть, шарил взглядом по сторонам, опасался.

Влас и сам опасался, понимал, что нужно уносить ноги. Но сначала надо осмотреть место преступления, собрать улики и показания.

– Ну, что скажешь, Василий? – спросил он тоном спокойным, даже деловым. В былые времена его спокойствие на свидетелей действовало благотворно и весьма успокаивающе.

– Кровь странная. – На Зверобоя тоже подействовало. Или может его собственный охотничий профессионализм взял верх над страхом. – Черная, словно бы из вен, а не из артерий. А быть такого не может, потому как, когда зверю шею режешь, кровища хлещет красная. Ногти, опять же. Длинные, черные, точно звериные. Не было у Сиволапова таких ногтей отродясь, он их сгрызал, не давал отрасти. Я это точно знаю, потому что при мне мамка евоная его за это отчитывала.

– Больше никаких странностей? – спросил Влас, подводя к самому главному.

– Вы про зубья, товарищ командир? – Зверобой вытер руки о штанины. – Про клыки, которых у нормального живого человека быть никак не может?

– А у кого может?

Прежде, чем ответить, Зверобой долго молчал, хмурил кустистые брови, а потом сказал с какой-то отчаянной бравадой:

– А я и скажу! Вы его порешили, а я скажу, товарищ командир! Был божий человек Ленька Сиволапов, а стал упырь. Вот хоть режьте меня, хоть к стенке ставьте, а упырь и есть! Если бы вы его не того… не завалили, он бы вас сам завалил и кровь из вас всю высосал. Я вот думаю, что та дамочка немецкая, что за мной гналась, она тоже того…

– Значит, теперь еще и упырь… – Влас закурил новую папиросу, задумчиво посмотрел на Зверобоя.