Глаза у девочки были синие, как августовское небо. Не человеческие какие-то глаза – кукольные. И этими своими синими кукольными глазами она всматривалась в его лицо, запоминала. Она не закрывала их до самого конца. Уже и лицо сделалось лиловым, и дыхание оборвалось, и пальцы перестали цепляться за его одежду, а глаза все глядели, всматривались, запоминали.
– Ну же, – сказал он почти ласково и так же ласково, но неотвратимо еще сильнее сжал тонкую детскую шею. – Ну, закрой глазки, маленькая. Хватит уже…
Она то ли послушалась, то ли наконец кончились силы в ее тщедушном тельце, но перед тем, как синие глаза закрылись навсегда, он увидел в них нечто пугающе нездешнее…
* * *
Василису Свиридову хватились к вечеру. Не хватились бы и до ночи, если бы не полдник. На полднике младших пересчитывали по головам, как курят. Курятами их называла старшая воспитательница Лизавета Петровна. Она их – курятами, они ее – Лисапетой. Мирославе оба прозвища казались непозволительными, поэтому она при каждом удобном случае одергивала и воспитательницу, и воспитанников. Не помогало. Не помогало потому, что основатель школы Всеволод Мстиславович Горисветов слишком уж лояльно относился и к персоналу, и к воспитанникам.
Особенная школа – особенные правила. Вот так он любил повторять. И ведь не поспоришь! Потому что правила эти написал он сам. Мирослава пыталась помочь, но от ее более чем дельных советов шеф мягко отмахивался. Или не мягко? За тринадцать лет знакомства Мирослава так и не поняла, чего ожидать от него и его единственного отпрыска. Аристократы! Голубая кровь, белая кость! Титул у них, регалии, деньги, какие Мирославе даже не снились. Еще и усадьба эта!
Горисветово! А как же иначе?! Хозяева Горисветовы, а усадьба, стало быть, Горисветово. Я памятник себе воздвиг нерукотворный… Впрочем, очень даже рукотворный и очень даже памятник! Культурное наследие! Под реставрацию усадьбы Всеволод Мстиславович выбил какие-то немыслимые гранты. Реставрацию провели в кратчайшие сроки и, как думалось Мирославе, очень качественно. Там, где нужны дубовые панели, там они и есть дубовые, а не из крашеной сосны. Там, где был наборный паркет, там он наборным и остался. Семь пород дерева, чтобы вы понимали! И розовый мрамор дешманской плиткой не заменили! Все дорого, стильно, аутентичненько!
А потом, когда из Минкульта выжали все по максимуму, пришел черед Минобра и инвесторов. Еще поди реши, кто больше вложил в усадьбу – государство или инвесторы. А все ради чего? Ради школы. Мирослава отступила от французского окна, у которого стояла вот уже минут пятнадцать, поежилась.
Да, школа была не простая, а золотая. Не в том смысле, что для золотой молодежи, хотя и этих зажравшихся говнюков в Горисветово хватало. Школа была для одаренных детей. Мирослава подозревала, что как раз под эту «одаренность» Минобр деньжат и отстегнул. А уж инвесторы – под золотую молодежь.
С идеей этой особенной школы Всеволод Мстиславович носился, как дурень с торбой. Так сказала бы Мирославина бабуля, царствие ей небесное! Бабуля и ум, и язык имела острый. Она бы мигом пристроила этот горисветовский дворец под что-нибудь полезное. Под отель, например! Или под элитный пансионат! Под лечебницу еще можно было бы. Потому что локация уж больно удачная, а места уж больно красивые. Все самое необходимое для дорогого и экологичного отдыха под рукой: и лес, и река, и заливные луга. Опять же цивилизация близко. Деревня всего в двух километрах, а город в двадцати. Вот так бы поступила Мирославина бабуля. Ну, или сама Мирослава, если бы ее спросили. Но ее, разумеется, никто не спрашивал. Ни Всеволод Мстиславович, ни его сын Славик. А все потому, что у Горисветова старшего была идея фикс! То есть, идея фикс была у его прабабки, а он всего лишь подхватил упавшее знамя.
Мирослава обернулась, вперила взгляд в портрет дамы, яркой и даже по нынешним стандартам красоты весьма сексапильной. Портрет висел на самом видном месте, прямо под фамильным гербом. Герб был прост и незатейлив: горящая свеча над двумя скрещенными мечами. Свеча как светоч знаний, мечи как символ боевого прошлого. На рассказы о боевом прошлом Всеволод Мстиславович не скупился, а вот про прабабку информации было совсем немного. Мирославе удалось узнать лишь, что Агния Витольдовна была дамой по тем временам продвинутой и решительной. Рано овдовев, она с большим умом сумела распорядиться немалым наследством, доставшимся от супруга.
Про красоту и ум вдовствующей графини ходили легенды, но замуж она больше не вышла, жизнь вела уединенную и затворническую, а уж смерть ее и вовсе стала тайной за семью печатями. Никто о том, как и когда покинула этот бренный мир Агния Горисветова, не знал или, если даже и знал, то не желал распространяться. По крайней мере, никакой информации об обстоятельствах ее кончины Мирослава так и не нашла. Одни лишь сплетни и глупые домыслы. Впрочем, и искала не так чтобы очень старательно. Все как-то не до того было с этой чертовой школой.
Кстати, о школе! Тогда она называлась по-простому – приютом для одаренных сирот. Разумеется, никакой золотой молодежи! Чистейшей воды альтруизм и подвижничество! Агния собирала перспективных сироток по всей стране, давала пищу и кров, развивала их таланты. Согласно семейной легенде, из сироток выросли весьма незаурядные личности. Ученые, музыканты, врачи. Имелся даже один дипломат. Вот такой удивительной личностью была Агния Горисветова! Настолько удивительной, что слава ее не давала покоя Всеволоду Мстиславовичу. Догоним и перегоним прогрессивную бабульку! Дальше, выше, быстрее! Или как там было в оригинале?..
![Светочи Тьмы [СИ litres]](/storage/book-covers/23/23718042e1c1d86e6050229ff29a38c6b661b932.jpg)