Шепот гремучей лощины - [98]

– Спрятал, – выдохнул Зверобой. – Спрятал в надежном месте, товарищ командир! Решил, вот буду в отряд возвращаться, тогда с собой прихвачу. Вам же оружие завсегда пригодится?

– Вот же ты жук, Василий! – Сказал Влас со злостью. – Крохобор ты, а не охотник. Хорошо, если вообще не пособник.

– Пособник? – Обиделся Зверобой. – Да что вы такое говорите, Влас Петрович?! Если я сам по себе, так это не значит, что я не оказываю посильной помощи… вот вас в беде не бросил.

Не бросил, только пришел, когда дело было уже сделано. Специально выжидал? Или так получилось? Ох, темнит Зверобой! Сказки рассказывает, а самого главного не говорит… Или сказки сейчас важнее спрятанных автоматов? Влас крепко задумался, пытаясь уложить в голове неукладывающуюся картинку.

26 глава

Григорий точно знал, где нужно искать пацанов. Если бы Митяй был в порядке, то первым делом стоило пробираться к Гремучему ручью, но с Митяем что-то стряслось, и теперь им нужно где-то отсидеться. А отсиживаться лучше в схроне. Нет в лощине более безопасного и неприметного места.

Вот только схрон оказался пуст. Печка еще теплая, значит покинули свое убежище пацаны недавно. А перед тем, как покинуть, нашли сундук с припасами и припасами этими воспользовались. Хорошо, что воспользовались. Хоть не на пустое брюхо ушли.

Почему ушли на ночь глядя? Почему не решили отсидеться в схроне до утра, а потом уже по свету двинуться в путь? Может не смогли бы дотянуть до утра? Вдруг Митяй так плох, что утра бы не дождался?

Григорий сел на топчан, закрыл глаза, пригладил ладонью одеяло. Ему показалось, что оно до сих пот хранит тепло Митяева тела. Не было никакого тепла, это просто ему так хотелось. Жаль, что одними хотелками ничего не решить и не исправить. Нужно снова отправляться на поиски. Далеко они уйти вряд ли могли, принимая во внимание состояние Митяя. Что же с ним опять случилось? Невезучий какой-то у него сын, не перепало ему отцовского фарта…

Выйдя из землянки, Григорий первым делом принялся изучать землю вокруг. Следа было два, получается, что Митяй шел своими ногами. На душе полегчало. Не сильно, но все же.

Шли пацаны безо всякой осторожности, оставляли за собой след, видимый не только Зверобою, но и любому более-менее наблюдательному охотнику. Вот мох примят, вот ветки на кусте сломаны. Спешили, видать. Ну и он поспешит. Двигается он теперь быстро, в тумане видит лучше себя прежнего, усталости не чувствует, раны зажили и почти не беспокоят. Самое время прогуляться по Гремучей лощине. Вот она уже и запела приветственно. Раньше этот звук Григория если и не нервировал, то раздражал. А сейчас ничего, даже нравится. Словно огромная кошка поблизости мурлычит.

Так он и шел по недавно оставленному следу, под ноги себе почти не смотрел, все больше прислушивался. Потому что в сгустившемся тумане слуху он сейчас доверял больше, чем зрению. Вот и услышал… Сначала тихий плач, а потом громкий крик. Как услышал, так и побежал, не разбирая дороги. Сколько бежал, столько и боялся, что не успеет.

Успел. Прибежал в самый разгар веселья.

Пацаны стояли спина к спине. И хотел бы порадоваться, что сдружились наконец, да не мог. Пацанов окружали со всех сторон упыри. Это теперь упыри, а когда-то их с Митяем односельчане, те самые, которых он спас из огня. Он спас, а вот что получилось… Из огня да в полымя получилось.

Насчитал он восемь человек. Или уже не человек? Тут уж как посмотреть. Если останется время на смотрины. Пока по всему видать нет времени ни у пацанов, ни у него.

Кольцо из упырей сжималось медленно, но неуклонно. У пацанов из оружия только автоматы и осиновые колья. С автоматами, наверное, можно было попробовать упырей одолеть. Если стрелять в башку, и чтобы не одну пулю, а с десяток. Или не одолеть, то хотя бы остановить на первое время. Вот его же, Гриню, пули остановили. И не на первое время, а надолго. Почему же не стреляют? Не потому ли, что боятся привлечь к себе еще большее внимания? А чьего внимания – вот вопрос!

Нет, есть еще один важный вопрос. Откуда упыри, если и Ирма, и фон Клейст мертвы? Кто их сотворил?

Думать и размышлять было некогда, нужно было двигаться. Из оружия у него самого только осиновый кол. И так уж случилось, что ни одного упыря он в своей человеческой жизни так и не убил. В человеческой не убил, а в не-человеческой придется. Главное – в глаза им не смотреть. И не потому, что страшно, что заморочить они его смогут. Нет, его не заморочат! Другое страшно – это ж не фрицы, это ж все свои. Односельчане… Соседи…

За спиной кто-то заурчал. И когда успели с тыла обойти?! Григорий резко обернулся и встретился-таки лицом к лицу с Семеном Колченогим. Колченогий – это не фамилия, а прозвище. Раньше, еще при жизни, был Семен мужиком хромым и вредным, Зоську, бывало, в отсутствие Григория обижал, дурными словами обзывал. Ему и при жизни хотелось морду набить. Но одно дело – морду набить и совсем другое – убить. Потому, наверное, Григорий и помедлил. Потому, что он не убийца, хоть уже и не человек.

Наверное, спасло его то, что он не-человек, реакция упыриная спасла. Ну, и еще что-то странное. Колченогий рванул к нему, как пес с цепи, но вдруг так и замер с раззявленной пастью. Почему замер, Григорий разбираться не стал. Кол вошел аккурат между пуговицами Семенова тулупа, сначала с тихим хрустом, потом с таким же тихим чавканьем. Черные глаза Колченогого начали белеть, а из глотки вырвались булькающие звуки, словно бы он что-то пил прямо в этот предсмертный момент. Григорий вздохнул, выдернул кол, вытирать от черной упыриной крови не стал. А смысл вытирать, если тут такое впереди?