Шенна - [32]
У Микиля и его матери от всего этого было тяжко на сердце. Само собою, Шивон знала, что Сайв и расстроенное сватовство никак друг с дружкой не связаны. А вот Микиль не знал. И если у Шивон было смутно на сердце из-за того, что те двое расстались навсегда, тягость, хандра и бешенство гнели Микиля из-за того, что злой рок заставил Шенну обещать жениться на Сайв.
ШИЛА: Но ведь он не обещал, Пегь.
ПЕГЬ: А Микиль думал, что обещал.
ШИЛА: Уж я-то в нем никогда не сомневалась. Немудрено, что он не сумел хоть разок не помыслить глупость.
ПЕГЬ: По милости Сайв эта выдумка оказалась у всех на устах. Она облетела всю округу. Кроме самого Шенны, Майре Махонькой и Шивон, не осталось ни единого живого существа, кто не знал бы этой байки именно так, как ее излагала Сайв. Даже сам Шон Левша вбил себе в голову, будто Шенна дал обещание жениться на Сайв и что, держа в уме это обещание, прогуливался с ним в поле напротив дома Шенны, когда Шон уговаривал его жениться на Майре, а Шенна признавал свою любовь к ней, придумывая в то же время отговорки, чтобы отменить сватовство.
ШИЛА: А разве об этом они говорили? Как же это стало известно, Пегь?
ПЕГЬ: А ничего и не было известно, покуда Сайв не распустила слухи по всей округе, а Шон Левша их не услышал. Вот тогда он хлопнул ладонью по колену и сказал сам себе:
– О, вот теперь я понимаю, – сказал Шон, – что было на уме у Шенны в тот день. Удивительное дело, – добавил он, – почему Шенна не рассказал мне прямо и открыто, что именно у него на уме? Тогда не пришлось бы мне уговаривать его жениться на одной женщине, в то время как сам он пообещал жениться на другой. Подумать только, – сказал он. – Интересно, что за тяжкий жребий ему выпал, коли дал он такое обещание подобной женщине?
Когда Шон и священник встретились, они обсудили этот вопрос промеж собой – к обоюдному удовлетворению. До того ни один из них не мог уразуметь, где у всего рассказа нос, а где хвост, но когда до них дошли сплетни Сайв, они все поняли и успокоились.
ШИЛА: Это они так думали, что поняли.
ПЕГЬ: Вот уж точно. И полагали они, что теперь прекрасно знают, что тут к чему, раз слышали про обещание; и обоим было очень грустно и жалко Шенну – из-за несчастий, что на него свалились, и из-за того, как ловко Сайв навлекла на него беды.
– Ни за что на белом свете не пойму, – сказал священник, – какое такое затмение на него нашло – дать такое обещание подобной женщине.
– Сдается мне, – сказал Шон, – что он дал его, когда сам бедствовал. Он часто брал кожу в долг у Диармада, и, верно, бедняге подумалось, что если он женится на Сайв – по крайней мере, получит сухой теплый очаг да прочие удобства, какие могли бы быть, а ему их не хватало.
– Пожалуй, – сказал священник, – в ту пору можно было не опасаться, что она выйдет за него замуж. Но все равно она без раздумий приняла бы от него такое предложение. Подобные люди не знают границ, стоит им только начать хитрить, преступать заповеди и сеять ложь.
– Заявляю тебе, святой отец, – промолвил Шон Левша, – что, надо думать, ты прав. И все же во всем этом деле по-прежнему много чего невозможно понять. В тот день, когда Шенна пришел к моему дому, он сказал, что желал бы перемолвиться парой слов с Майре. Мне показалось, что он едва и через порог-то переступил. Если даже с ней и разговаривал, вряд ли сказал больше пары слов. Вылетел оттуда птицею. И что бы он ей ни сказал, никогда я не видел ни у одной крещеной души такой перемены в облике, как у нее. К ней вернулись и охота к еде, и блеск в глазах, а бледность и уныние исчезли. Вскоре голос ее был так же звучен, а смех так же звонок, какими я слышал их в пору молодости ее матери. Если он сказал ей только, что дал обещание Сайв, вряд ли можно подумать, что это развеяло печаль в ее сердце, как оно на деле и получилось. Я предположил бы скорее, что от таких слов она бы вовсе погрузилась в пучину душевного недуга.
– Слово чести, Шон, – ответил священник, – ты меня чрезвычайно удивил, знаешь ли. В тот день, когда он явился сюда говорить со мною, я подумал: ничего изумительного, если он пришел завершить сватовство. Он же сказал мне, что больше, чем всего на свете серебра и злата, желал бы жениться на Майре. Я подумал, что сообщу ему радостную весть, рассказав, что мне известно о согласии Майре на свадьбу. А на деле впору было подумать, будто я объявил ему, что она только что умерла. «Какая горестная и печальная повесть!» – воскликнул он и ринулся прочь за порог, словно безумный. Что бы ни сказал он Майре, желая излечить ее тоску, боюсь, Сайв крепко держала его в руках. А если нет, она бы не вопила на всю округу, как сейчас, а он бы не расстался эдак запросто с женщиной, которая уж так ему по сердцу, равно как и он ей. И взгляни, – продолжал священник, – на этот случай с другой стороны. Расстаться с Майре ему было не легче, чем ей расстаться с ним.
– Богом клянусь, святой отец, в этом ты прав, – сказал Шон. – И никто не может от Майре ничего требовать.
– Необычней случая не попадалось мне за всю жизнь, – сказал священник.
– Разве не разумно было б рассудить, что, если он дал обещание Диармадовой Сайв, в этом можно было бы найти корень всех событий, а обещанием – пренебречь? Уж ясное дело, всем вокруг известно, что он не обязан как перед Богом сдержать это свое слово.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться.