Шенна - [30]
КАТЬ: Послушай, Шила, коль уж она раскрыла Шивон такую большую тайну, что мешало ей рассказать следом еще одну?
ШИЛА: Та тайна была ее собственная. Она могла делать все, что захочет, со своим секретом, но не с секретом другого человека.
ПЕГЬ: Ты права, Шила. Но пойми вот что: хороший секрет и дурной секрет – не одно и то же. Тот секрет, что причинял вред самому Шенне, он вовсе никому не раскрыл. Ту тайну, что он поверил Майре Махонькой, она не обещалась хранить, зная, что этот секрет принесет Шенне больше пользы, чем вреда, если она расскажет его Шивон, – в особенности раз уж Шивон знала ее, Майре, собственную тайну.
ГОБНАТЬ: А скажи, Пегь, наверняка священник не ведал о тайне Шенны?
ПЕГЬ: А кто сказал, что ведал?
ГОБНАТЬ: Ну, можно себе представить по тому, как говорил священник, что он знал об этом деле столько же, сколько босая женщина.
ПЕГЬ: Это как же?
ГОБНАТЬ: Священник сказал, что Шенна топчет собственное сердце ради Спасителя. А мне подумалось, будто босая женщина сказала чуть ли не те же самые слова, когда Шенна увидел ее на холме. Как же они могли говорить одними и теми же словами, если только не знали одну и ту же тайну?
ПЕГЬ: Само собой разумеется, женщина знала эту тайну. Она была одной из троих, кому Шенна подал милостыню ради Спасителя, – и к тому ж не из смертных она женщин. Священник – другое дело. Он не знал тайны, и у него не было никакой возможности получить такое знание.
ГОБНАТЬ: Почему же они говорили почти одними и теми же словами?
ПЕГЬ: Право слово, не знаю, Гобнать, с чего они молвили похоже. Когда первый раз услыхала эту повесть, я не задавала такого вопроса. Должно быть, подумала, что священник полагал, будто Шенна уже был женат – втайне.
КАТЬ: А что ж еще? Разве не все так решили бы?
ГОБНАТЬ: Но коли так, зачем же священник еще и хвалил его за это? Вот уж большая Шенне положена благодарность за то, что он ни на ком не женился, коли женат!
КАТЬ: Но разве не женился Лукавый Старикан, а ведь он уж был женат!
ГОБНАТЬ: Проходимец! Ну, вы помните, что с ним вышло.
ШИЛА: А что с ним вышло, Гобнать?
КАТЬ: А то и вышло, что заслужил. Его сослали.
ГОБНАТЬ: А я слыхала, его чуть было не повесили.
КАТЬ: Ну да. Потому как о нем говорили, что он был женат три раза и что убил первую жену, только в этом его не обвинили.
ШИЛА: Да конечно, не мог же он быть женат три раза так, чтоб все три жены были живы.
ГОБНАТЬ: Но разве не мог он притворяться перед каждой, что не был женат ни на ком, кроме нее?
ШИЛА: Вот негодяй! Какая же подлость и какая ложь – так поступать!
ГОБНАТЬ: Верно, такому мало нужно, чтоб много соврать, и легко причинять тяжкие обиды.
КАТЬ: Тогда невелика беда, что его сослали.
ГОБНАТЬ: Невелика. А еще хорошо, что мало таких, как он, после того осталось.
ШИЛА: И все-таки послушай, Пегь, интересно, что за сила скрывалась в том самоцвете, какой босая женщина дала Шенне, если великое горе так легко его покинуло. Как жаль, что такого самоцвета нет у всякого, кто в горе и печали.
ПЕГЬ: Как я и сказала, Шила, милушка, думаю, что на свете очень много таких, у кого есть этот самоцвет, и он облегчает им горе.
ШИЛА: Это как же, Пегь?
ПЕГЬ: Тот, кто смиряет свои желания и отдает свою волю и силы ради Господа Бога, или ради Спасителя, или ради справедливости и правды, хранит память об этом поступке в своем сердце. И когда придет к нему горе, оно уже не сможет сковать его сердце накрепко.
ГОБНАТЬ: А я думаю, что чем больше желание, тем и поступок значительней.
ПЕГЬ: Так и есть. Вот почему женщина сказала, что в тот день Шенна совершил поступок, благородней которого давно не было в Ирландии. «Отлучить от своего сердца лучшую женщину в Ирландии, прежде чем поступить с ней несправедливо».
НОРА: А по-моему, очень жаль, что они разлучились.
КАТЬ: Помолчи, Нора. Разве не стало бы еще жальче, если б они поженились, – при том, как обстояли дела?
НОРА: Ну что ж, храни нас Бог, Кать, думаю, твоя правда. И так и этак жаль. И очень жалко, что Шенна не смотрел в будущее.
КАТЬ: Постой, Нора. Я бы не сказала, что все так уж плохо. Шенна получил в дар самоцвет, и великое горе покинуло его сердце. Он снова принялся напевать – так же весело, как и всегда. Даже если тринадцать лет неслись во всю прыть, было у него одно удовлетворение: когда придет последний день, никто не пострадает, кроме него. А что до Майре Махонькой, думаю, для нее все очень хорошо сложилось: что случилось бы, поступи Шенна так, как поступил Лукавый Старикан? А ведь он так не сделал. И когда Шенна сказал Майре, что обещал перед Богом никогда не жениться, ее сердце будто стало вдвое больше. Будто в награду ей тоже достался какой-нибудь драгоценный камень. Она сказала Шивон, что сердце ее иссохло от горя. Теперь ее сердце перестало сохнуть. Мне кажется, для обоих не было ничего лучше, чем расстаться так, как они расстались. Я не сомневаюсь, что вместе их не сводило ничего хорошего, а вот разлучало их то, что им во благо.
ГОБНАТЬ: А расстались они только из-за того, что Шенна не мог допустить несправедливости.
КАТЬ: А что заставило его сердце не допускать несправедливости? Не было нужды у Шенны рассказывать хоть кому-то, есть у него тайна или нет; ничто не мешало ему жениться на Майре. Ничто не мешало сказать себе: «Кто знает, проживу ли я эти тринадцать лет? Кто знает, придет ли Черный Человек еще когда-нибудь, после того как один раз уже напугал меня своим ужасным ревом?» Сдается мне, Шенну направляло что-то хорошее, а иначе он бы не противился сватовству так настойчиво и так упорно. И гляди-ка, вот еще что: покуда шло сватовство, каждому, кто был к нему причастен, выпадали одни лишь беды да смущения ума, в особенности – самому Шенне и Майре Махонькой. Но как только сватовство отложили, сердце Майре стало вдвое больше прежнего, а Шенна снова принялся напевать. Думаю, очень хорошо для них, что из этого ничего не вышло.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться.