Шенна - [28]
ШИЛА: Что это еще такое – Божий Супруг, Пегь? Уж конечно, ни один человек не может быть супругом Богу, да святится имя Его!
КАТЬ: Право же, Пегь! Я слыхала, как мой дедушка говорил, будто в старину, давным-давно, бывали такие люди, что не женились ни на какой женщине, потому что считали себя посвященными самому Царю Славы. Поэтому раньше их и называли таким именем – Божьи Супруги.
ШИЛА: Ух ты! Хвала Богу во веки веков! Как же они тогда могли жениться? Уж конечно, это не женитьба.
КАТЬ: А если они не были женаты, как же их называли «супруги»? Ведь супруги – это женатый мужчина или замужняя женщина? Разве не так, Пегь?
ПЕГЬ: Всё так, без сомнения.
ШИЛА: И, Пегь, разве может мужчина быть женатым на Боге? Уж конечно, мужчина не может быть женат ни на ком, кроме женщины. Слыханное ли дело!
ГОБНАТЬ: Шила, какая ж ты настырная! А кто тебе сказал, что мужчина не может быть женат ни на ком, кроме женщины?
ШИЛА: Пегь сказала мне давеча, когда учила меня семи таинствам. Но гляди-ка, что же ты мне тогда не сказала, Пегь, что давным-давно жили такие люди, какие были женаты на Господе Всемогущем!
КАТЬ: Ей-ей, были такие. Я сама слыхала, как мой дедушка семь раз говорил – да нет, не семь, а двадцать и еще семнадцать раз.
ШИЛА: Ну конечно! Кать Ни Буахалла легко такие речи говорить. Не у каждого ведь бывает дедушка. У меня вот тоже был дедушка – на немножко. А потом преставился. Лихорадка его унесла. Дай Бог здоровья всем, где говорят такое слово!
КАТЬ: Будет тебе, Шила, милушка! Послушай, я и не вспомнила, пока сама этого не сказала. Ох, вечно я все не то говорю. Послушай, Шила, славная моя девочка, я очень хорошо помню твоего дедушку, и был он мне очень по сердцу.
ПЕГЬ: Так оно и было, Кать. А он гордился тобой. И уж так гордился – больше всех прочих, кроме, конечно, Шилы. Я помню, когда ты была здесь, а он держал на коленях Шилу, она все время недовольство показывала и никак не успокаивалась – уж такая была малышка, – до тех пор, пока ее не сажали и к тебе на другое колено. И еще вот была потеха, когда он притворялся, что уснул, а вы вдвоем тайком от него целовались.
ГОБНАТЬ: Правда, Пегь! Она и сейчас поцеловала Кать!
ШИЛА: Поцеловала и еще поцелую! Гляди!
ГОБНАТЬ: Целуй ее сколько хочешь, дитятко!
НОРА: А ты нам так и не сказала, Пегь, как же человек мог стать Божьим Супругом.
ПЕГЬ: Что там про это говаривал твой дедушка, Кать?
КАТЬ: Он говорил, что они как раз и питали к Богу такую любовь, какую мужчина питает к женщине.
ПЕГЬ: В точности так и есть.
ШИЛА: Вот тебе честное слово, Пегь, что вовсе не из любви к Богу – хвала Ему во веки, – а из страха перед Черным Человеком решил Шенна сделаться Божьим Супругом.
ПЕГЬ: Черный Человек не мог появиться, покуда не пройдут тринадцать лет. А потому ничто не мешало Шенне жениться за это время.
ШИЛА: А я разве не об этом говорю? Когда придет Черный Человек, он, верно, заберет с собой обоих.
ГОБНАТЬ: А разве это не показывает, Шила, что как раз из любви к Майре Махонькой Шенна и решил не женится на ней?
ПЕГЬ: Именно так, Гобнать. И если Шенна почувствовал к Богу такую же любовь, что была у него к Майре, в ту минуту, когда не смог любить ее, не отдавая под власть Черного Человека, разве не это сделало его Божьим Супругом – точно так, как говорил твой дедушка, Кать?
ГОБНАТЬ: Наверное.
ПЕГЬ: Это не «наверное» – это точно, Гобнать. Но пусть даже так, не сказала бы я, что Майре Махонькая правильно поняла все это. Пойми она, не говорила бы матери Микиля таких слов: «Разве не удивительно, что Шенна не поведал тебе, что стал Божьим Супругом, – дабы не сбивать нас с толку». – «Он мне ни слова о том не сказал, дорогая, – ответила Шивон, – а только что лучше тебе принять смерть худшую их всех, что могут настичь человека, чем выйти за него замуж».
– Он был в нашем доме несколько дней назад, – сказала Майре Махонькая. – В тот же день, когда приходил Микиль, и сам сказал мне, что дал перед лицом Господа обет никогда не жениться. И вот задумайся, Шивон, – добавила она, – мог ли кто подумать, что из всех мужчин на белом свете такое обещание дал именно Шенна? Отроду я так не удивлялась. Говорю тебе, – продолжила Майре, – у меня словно открылись глаза. Человек, про кого люди болтали, что нет у него никакой веры, принес подобный обет Богу. А я, чья вера у всех на устах, разрываю свое сердце между Богом и им. Хорошенькое же дело, а, Шивон? Ничто на земле и на всем белом свете не подскажет мне, что такое на меня нашло, что ослепило и что затмило мой разум и лишило меня душевных сил, чтоб я позволила себе подобное. Что же соседи-то скажут?
– Не волнуйся об этом, дорогая, уже распустили слух, что Шенна сам пошел к тебе свататься, что ты отказала ему на том же самом месте и после бедняга сошел с ума.
– Ох, – ответила Майре. – Быстро же они такое придумали. А что сказал Шенна на эти выдумки?
– Ни слова не сорвалось с его губ, – ответила Шивон. – И уж точно тебе говорю, вряд ли кто-нибудь задал ему хоть один вопрос, а если кто задаст, то такому он посмотрит в глаза, и пусть мне отрежут ухо, если следом зададут ему второй вопрос.
– Это самый необычный человек из всех, кого я знаю, – сказала Майре. – Много времени прошло, прежде чем я смогла понять, плохой он человек или хороший. В первый раз, когда увидала этот его взгляд, подумала, будто сам нечистый – стань между ним и нами Крестная Сила! – вселился в его сердце, так что лучше не встречать мне его на пути и не говорить ему ни слова. Но однажды вечером я шла домой из города, и, когда добралась до большой дороги, напала на меня слабость, и села я на камень у ограды. Сморил меня сон, а когда я проснулась, немощь прошла, но кругом была уже глухая ночь. Я вскочила и отправилась домой, и скажу тебе, что в ногах уж вовсе силы не было. Ночь стояла безлунная, с яркими звездами. И когда оставалось всего двадцать ярдов до перекрестка, повстречался мне у Булыжной дороги не кто иной, как Лунный Шон, вор и разбойник.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться.