Шенна - [24]

Шрифт
Интервал

– Матушка! – закричал он, едва оказавшись за дверью. – Тут такое дело. Сватовство-то сладилось!

– Думай, что говоришь, – сказала та.

– Ну конечно, а то как же! – ответил Микиль. – Сам Шон Левша был у нас недавно, и они вместе с Шенной провели в поле целый час, а потом Шон Левша ушел к себе домой, а Шенна подался на восток, к дому священника.

– А о чем же они говорили в поле? – спросила мать.

– Не знаю, – сказал Микиль. – Слишком далеко они от меня были.

Прав был Микиль: Шенна пошел к дому священника. Но, конечно, не затем, чтобы сладить сватовство.

– Благослови тебя Бог, Шенна, – молвил священник. – Те ботинки, что ты мне прислал, оказались очень удобными.

– Благослови тебя Бог, и Дева Мария, и святой Патрик, отче! Я рад, что тебе понравились башмаки. Но я пришел к тебе поговорить, потому что попал в беду.

– Разумеется, Шенна, мне очень жаль это слышать – и не мне одному. Нет в нашей округе человека ни низкого, ни высокого сословия, ни бедного, ни богатого, кто не сожалел бы об этом, услышав от тебя такое. И конечно, не потому, что ты сейчас стоишь передо мной, я так говорю: верно, у всех них будет веская причина для расстройства.

– Через многие трудности я прошел, отче, но эта беда крепче всех схватила меня за сердце. Знаешь ли ты дочь Шона Левши?

– Разумеется, Шенна. Кто же не знает Майре? Это самая уважаемая из молодых женщин в нашем приходе.

– Из тех, что ходят по росе, сегодня нет ни одной подобной ей, отче. И дело мое в том, что уже долгое время готов я отдать все, что у меня было, и все, что когда-либо будет, лишь бы на ней жениться.

– Жаль, что ты давно не сказал мне об этом, сын мой. Известно мне – так, что можно и тебе сказать о том, – что Майре думает о тебе так же.

– Что же ты такое говоришь, отче? – спросил Шенна в испуге.

– Мне известно, что жизнь Майре Махонькой будет гораздо короче, если она не выйдет за тебя замуж. Она чахнет у нас на глазах.

– О, Господи, спаси мою душу! – вскричал Шенна. – Значит, всё в семь раз хуже, чем я предполагал!

– Да не ума ли ты лишился? – спросил священник.

– О, не лишился я, отче, ни ума, ни рассудка. Слишком хорошо владею я и тем, и другим. Здесь живет бедная женщина, которой я недавно оказал небольшую услугу. Она пришла, как ей казалось, ради моего же блага и говорила со мной об этом деле. Я думал, будто ясно дал ей понять, что у меня нет возможности свататься ни к Майре Махонькой, ни к кому другому. Ожидал, что она даст знать об этом и самой Майре, и ее отцу и все это дело затихнет, не причиняя беспокойства никому другому, кроме меня. А вместо этого вышло так, что злосчастная судьба движет это сватовство вперед, вопреки моему отчаянному сопротивлению. Достойный человек самолично пришел пешком сегодня утром, чтобы сказать мне, что никого на свете не хотел бы видеть своим зятем, кроме меня. И когда я разъяснил ему – уж как мог мягко, – что у меня никогда не будет возможности жениться, показалось, будто темная ночь обрушилась на него посреди дня. А теперь, вдобавок ко всем бедствиям, я узнаю от тебя, отче, что и сама Майре Махонькая слаба здоровьем. Какая же печальная повесть! Какая же горестная и печальная повесть!

Священник посмотрел на него.

– Шенна, – сказал он. – Ты самый необычный человек из всех, что мне когда-либо где бы то ни было встречались. Когда ты вошел, я решил, будто больше всего твое сердце гнетет то, что ты не можешь жениться на Майре Махонькой. Теперь же ее отец сам выражает согласие и отдает ее тебе, а ты только и можешь сказать, что все это горестная и печальная повесть! Что же ты за человек? И чего ты хочешь?

– Немудрено, что ты задаешь этот вопрос, отче, – сказал Шенна. – Тяжело сказать, что я за человек и чего хочу. Каким бы человеком я ни был, об этом сватовстве я должен сказать только одно: лучше Майре Махонькой умереть самой лютой смертью из всех, что могут настичь живое существо, чем выйти за меня замуж. Вот какой я человек. Если бы нашелся тот, кто поговорил бы с ней, разъяснил все и дал совет, что лучше выбросить ей меня из головы и сердца и посвятить себя Богу, ничего большего я бы не желал. Я думал, вдова с этим справится, но если она и пыталась, у нее не вышло. Я попросил самого Шона Левшу – совсем недавно, однако, боюсь, этот человек сам не знает, как ему лучше поступить. Я пришел к тебе, отче, полагаясь на твой опыт, понимание и рассудительность, чтоб ты взялся за это – или посоветовал бы, что лучше предпринять в этом случае.

– Боюсь, Шенна, – сказал священник, – что ты сам с собою обходишься совсем несправедливо. Я хорошо тебя знаю – и давно. В самый скудный из дней твоих я не слышал, чтоб ты присвоил хотя бы фартинг. В день, когда ты не зависел ни от кого, никто не говорил, что ты несправедливо обходился с работниками или принуждал их работать, не платя за труды. Богат ты был или беден, никогда я не слыхивал, чтобы кто-нибудь видел, как ты возвращался домой пьяным, ввязался в драку или сошелся с дурной компанией. Тебя никогда не обвиняли ни в грабеже, ни в хищении. Ни в сварах, ни в ссорах, ни в сутяжничестве тоже нельзя тебя обвинить. Что же до тех, у кого были твои деньги, так их и счесть-то трудно. И я не слышал пока, чтоб ты настаивал, требуя свои деньги назад. Зато частенько слышал, что некоторые из тех людей недостойны того, чтоб им дали хоть что-то. И я не могу взять в толк – понимаешь ли? – почему же ей лучше умереть, чем выйти за тебя замуж.


Рекомендуем почитать
Холера

Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.


По стопам пустоты

Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.


Городские сказки

Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.


Страна слепых, или Увидеть свет

Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.


Красный Принц

Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.


Тень последней луны

Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.


Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться.