Шел третий день... - [34]
— Но отчего ж непременно бутылка, а, скажем, не пять и не семь рублей?
— Вычислительный центр требует, — пожал плечами Олег. — Говорят, алгоритм такой, да и…
— Сто двадцать! — выпалил Соловей, переложив очередную дробину. Все вздрогнули, разговор прекратился.
— Двести двадцать, наверное. Сто двадцать было уже, — и Олег сел за стол, подстраховывать Соловья в сложном деле.
Квасов нерешительно подошел к печке, проверил пальцем, не пачкается ли побелка, и привалился спиной. А Боткин сидел на низенькой «доильной» скамеечке перед огнем и, завораживаясь, клонился все ближе и ближе к топке. Филимон шмыгнул носом:
— Что-то горит!
— Двести пятьдесят девять, двести шестьдесят, высунь морду-то из огня! Двести шестьдесят один…
Боткин дернулся, осторожно ощупал лицо:
— Действительно, пригорать стал. Виноват. Задумался, свою, можно сказать, профессию вспомнил. Какая-никакая и у меня была. Тоже дело знал не хуже, чем Олежка свое или, к примеру, Иван свое.
— Какая ж твоя профессия? — насмешливо спросил Филимон.
— Крестьянин дак! — удивился Боткин непониманию. — Землю пахал, хлеб ро́стил… Лен, картофель, всякую другую ботву.
— Ну ты ладно — колхозник, а у Соловья-то какая профессия? — не унимался Филимон Квасов.
— Всю жизнь человек в лесу живет, — задумчиво глядя в огонь, отвечал Боткин. — С леса кормится — уметь надо. Трудная у Соловья доля…
— Ну а меня-то ты что пропустил? — шутливо поинтересовался Филимон.
— Тебя-то?.. Ты, браток, человек ре-едкостного таланта. Место твое — в тылу врага. Ты лет за десять любую державу разоришь. Надо же, в кои-то веки раз спутник в наши края упал, и угораздило на твою деляну!
— Ну так что ж? — Филимон недоумевающе полуобернулся. — Меня даже по телевизору показали!
— Полверсты от дороги, и не смогли подобраться! Нет, говорят, на земле техники, чтобы через такие завалы прошла. Вертолет вызывали.
— Ну так что ж? Ведь деляна же! — Квасов дернул плечами и вновь привалился к печке.
— Была одна книга божественная. Знаешь, чего там написано?
— Не знаю и знать не хочу, я неверующий, — проворчал Филимон.
— Без разницы. Так вот, написано там, что есть время бросать химикаты и есть время собирать их. Есть время рубить деревья и есть время сажать их, понятно? Ты, Филимон, за свою жизнь хоть одно деревце посадил? Ни единого ведь. А сколь изничтожил — да понапрасну?
— Если насчет бесхозяйственности, — с удивлением в голосе отвечал председатель, — то я согласен.
— Да что вы все: бесхозяйственность да бесхозяйственность? — рывком поднявшись из-за стола, Олег шагнул в одну сторону, вернулся обратно, наконец, встав боком к Квасову, раздраженно сказал: — Это ведь вы ее породили!
— Я? — переспросил Квасов и чуть растерянно, но тем не менее исполненным превосходства взглядом обратился сначала к Боткину, потом к Соловью. Боткин по-прежнему смотрел в огонь, Соловей все так же пристально считал дробины, и Филимон, как ни терзал их взглядом, так и не сумел получить каких-либо союзнических заверений.
— Именно вы! Или она вас!..
— Да я, конечно, я понимаю… — суетливо пробормотал председатель.
Увидев испуг в его глазах, Олег как-то разом обмяк. Вздохнул и, возвращаясь к окружающей действительности, пустым, бесцветным голосом завершил разговор:
— Ладно, давайте спать.
Белье стелить не стали, легли поверх одеял: на одной кровати — под васнецовской «Аленушкой» из старого «Огонька» — Олег, на другой — под шишкинскими медведями — Квасов. Досчитав до какого-то заветного числа, Соловей снарядил патрон и полез спать на печку.
Один лишь Коля Боткин все не ложился. Сидел, сидел у огня, потом пошел за дровами. Вернулся, запыхавшись.
— Куда ходил? — сквозь сон поинтересовался Филимон Квасов.
— На охоту.
— Чего добыл? — в рифму пошутил Филимон.
— А енота, — не ударил в грязь лицом Боткин.
Филимон поднял голову:
— Ты что, серьезно?.. Да ведь сейчас не сезон…
— Я ж не убивал: вышел до ветра, включил фонарь, он увидел и повалился.
— Ну да! Они обычно так и притворяются! Где он лежит-то?
— В крапиве.
Филимон живо поднялся, надел сапоги и, взяв фонарь, вышел. Олег хотел было тоже встать, но Иван тормознул: «Лежи, парень». Олег вопросительно посмотрел на Боткина — Коля уже успел припасть к топке. Хлопнула входная дверь, и в избу влетел председатель.
— Ты что, издеваешься? Там кабаны!
— А мне показалось, что там енот был, — удивленно отвечал Николай.
— Я, понимаешь, полез в крапиву, включил фонарь, а они: хрю, хрю — и на меня. Ха-ам, — укоризненно пропел председатель. — А ведь старый уже человек, должен вроде бы понимать… Да что вы разгоготались? Как вам не стыдно?
— Ну ладно, — успокаивая всех, сказал Соловей, — хватит. И так уже весь сон перебили… Что с полем-то будем делать?
— С каким полем? — не понял Квасов.
— Что делать, что делать? Против железа не попрешь — у них трактора, — Боткин угнездовывал в топке большое полено.
— Слава богу, — вздохнул Олег, поднимаясь, — а то я уж решил, что никому здесь до земли дела нет.
— Вы насчет перевозки грунта? — спросил председатель. — Да, это, конечно, бесхо… — испуганно взглянул на Олега. — Да, конечно, надо что-то придумать. Можно как-то связаться с руководством, заострить вопрос, попытаться отложить его решение на более поздние сроки…
В сборник вошли рассказы священника Ярослава Шипова, члена Союза писателей России. В основе большинства историй — личный пастырский опыт. Рассказы пронизаны глубоким состраданием к непростой жизни простых людей.Ряд произведений публикуется впервые.
В книгу вошли рассказы современного писателя священника Ярослава Шипова. Ненадуманность историй, глубокое переживание трагического жития русского человека и вместе с тем замечательный юмор и высокое профессиональное мастерство отца Ярослава не оставят равнодушным читателя предлагаемого сборника.
Авторы сборника «Национальный вопрос и моя мама» предлагают читателям христианский взгляд на проблему межнациональных отношений. Во Христе, как известно, нет различий «между эллином и иудеем» (см.: Рим. 10,12; 1 Кор. 1, 23–24; Тал. 3, 28 и др.), но это отнюдь не означает, что народам следует забыть свои культурные и национальные традиции. Бережное и уважительное отношение друг к другу, умение разделить боль человека, живущего на чужбине, а главное — любить ближних, независимо от национальности и цвета кожи — мысли, которые лейтмотивом проходят через книгу.
"…Надо отдавать себе отчет в том, что происходит кругом, но при этом ни в коем случае не унывать, а понимать, что ты должен быть в десять раз энергичней для того, чтобы попытаться этому воспрепятствовать.…Богу поменять ситуацию в любую сторону ничего не стоит. Любую самую большую страну может в секунду стереть с лица земли, а может дать благоденствие. Это зависит от того, чего мы заслуживаем. Народ поворачивается к вере, но медленно, надо быстрее, активнее, усерднее. Надо понимать, что мы с вами уже физически материально мало что можем изменить в нашей стране, но дух же может все что угодно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.