Шел третий день...

Шел третий день...

Творчество лауреата премии имени А. М. Горького, ЦК ВЛКСМ, СП СССР и Госкомиздата СССР писателя Ярослава Шипова тесно связано с реальной действительностью, правдиво. Характеры героев рассказов и повести раскрываются в острых, конфликтных ситуациях, требующих выбора нравственной позиции. Автор отдает свои симпатии героям граждански активным, твердо отстаивающий интересы общества, решительно выступающим против любых проявлений фальши и несправедливости.

Жанр: Советская классическая проза
Серии: -
Всего страниц: 96
ISBN: -
Год издания: 1984
Формат: Полный

Шел третий день... читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

ИНСПЕКТОР

Третий год уже Ромка Шмаков яростно переиначивал мир. Дело двигалось до обидного медленно, и потому, услыхав привычное: «Не украдешь — не проживешь», — Шмаков даже подпрыгнул:

— Врешь, старик! — заорал он. — Врешь, падла! Врешь!

— Спаси мя, господи, — пролепетал Нефедов. — Спаси и сохрани! — И боком, боком, — надо же так!.. — через репьи к воде.

И застрекотал «Ветерок», унося домой испуганного Ромкиного тестя.

Обессилев в мгновение от пролетевшей ярости, Шмаков побрел к крыльцу. Пахло зноем, степью и рыбой. В тени соломенного навеса дремал конь Султан. Старый шмаковский кобель Жмурик, такой же черный, как и Султан, и почти таких же размеров, спал посреди двора, вытянув искривленные ревматизмом лапы. Клубя горячую пыль, носились по двору шальные котята.

Инспектор сбросил сапог, проковылял немного, сбросил второй, вошел в дом и остановился, щупая босыми ногами приятную прохладу дощатого пола. Антонина накрывала к обеду.

— Чего отец-то? — поинтересовался Роман.

— Насчет рыбы. Хотел, что ли, сетенку поставить.

— Ну эт я знаю, а еще чего?

— Да вроде и ничего, — Антонина пожала плечами.

— Интересно! Окромя, как спереть что-нибудь сообща, между родственниками уже и делов не осталось…

— Прогнал, что ли?

— А ты как думала?!

— Ну и ладно, — согласилась супруга, — давай обедать.

Ей, конечно, хотелось бы поругаться, ведь это ж почти позор: зять инспектор, а тесть без рыбы, но за три года Антонина достаточно изучила своего мужа и понимала, что момент неподходящий: Ромка отпатрулировал ночь, устал, чуть задень его и… — не приведи господи! Вообще-то супруг был человеком добродушным, терпеливым, по пустякам не сердился и много чего мог снести. Однако мгновения, когда терпение его иссякает, ждать не следовало: любой тяжести подручные предметы могли пойти в оборот. Зная за собой подобное свойство, Шмаков даже казенный ТТ на работу не брал, обходился двухстволкой: пистолет уж больно ловок в руках.

— Как ночь-то? — поинтересовалась жена.

— А! — и махнул рукой. — В яру одну лодочку пуганул, а что сеть бросили, не заметил, на винт и намотал. Ждал, пока к насосной станции отнесет. Там лебедка у Михаила: корму приподняли, сеть срезали — ночь и прошла…

— Так ты теперь Михаилу-то послабление, что ли, дать должен?

— Хрен ему, а не послабление. Бутылку поставлю — и все.

— Ишь! — не сдержалась супруга. — Бутылку! Другие мужики сами пьют, а мой — на тебе, пожалуйста, угощает!

Роман замер.

— Бутылку так бутылку — добра-то! — как ни в чем не бывало согласилась она. — Доедай щи, поди, остыли?

После обеда Роман лег спать. Спал он четыре часа и к вечеру снова выехал на патрулирование.

Очень скоро попался ему монтер Гусятов. На «Прогрессе» с двумя «Вихрями», и, конечно, ушел бы, но инспектор накрыл его в редкостно благоприятный момент: Гусятов бултыхался в воде, должно быть, забрасывая накидку — кошельковую донную сеть, потерял равновесие или зацепил ногой шнур.

— Здоро́во! — подъехал Шмаков. — Как от тебя угораздило? — И зачалил «Прогресс» к своему катеру.

— А, будь она проклята! — выбравшись из воды, Гусятов стаскивал с себя одежду. — Дай закурить. Свои, вишь, намокли.

Шмаков раскурил папиросу и передал в лодку.

— Чего отымать будешь? — поинтересовался Гусятов.

— А что заловил?

— Да ничего, раз только и бросил. — И передал инспектору тяжелый мешок.

Сазаны — один килограммов на шесть, другой поменьше — были еще живы, и Шмаков их выпустил.

— Сазанов, так и быть, прощаю, а за стерлядку — двадцатиник.

Гусятов молчал. Ему было холодно в мокрых трусах и без всей остальной одежды.

— При себе есть?

— Откуда?

— Это уж поискать придется.

— Накидку возьмешь?

— Ты это что? — подивился инспектор столь грубой наивности.

— Ну и бери! — Гусятов передал конец шнура. — Тащи сам. Только, ежели чего вытащишь, не приплюсовывай, годится?

— Ишь ты, жох! Торговаться надумал?

— При чем здесь торговаться? Я мог и выбросить шнур, мне просто сетенку жалко — сам плел, времени, понимаешь, угробил кучу…

— Ладно, — согласился Роман, — поглядим, чего ты там сплел.

— Такая же, как прошлогодняя.

— Прошлогодняя у тебя ничего накидка была, — оценил инспектор, — качественная.

— Эта такая же, только чуток поболе.

— Вот и зря: неудобно забрасывать — должно, потому и свалился. А прошлогодняя, та… — Шмаков замолчал и вдруг: — Едреня феня! Что-то того — упирается!

— Ну да? — монтер вмиг оказался на катере. — Мать честная! Взаправду!

— Да не суетись, не суетись ты! — одернул его инспектор. — Закрепи, а то нас вместе с веревкой.

— Слышь, Роман, — зашептал Гусятов, привязывая шнур к кнехту. — А ведь так нам, пожалуй, ее и не вытащить! Буксировать надо!

— Придется, — выдохнул Шмаков, с трудом удерживая шнур, который уходил то под катер, то куда-нибудь в сторону.

— Вишь, как мотается, словно лесочка — туда-сюда, а там ведь одних грузов пуд… Ну и хреновину заловили!

— Держи! — Шмаков передал шнур Гусятову и спрыгнул в кабину. — Если зацепит корягу, поотпусти — там у тебя метра четыре в запасе, и крикни — я сразу назад сдам.

— Ясно, — кивнул Гусятов. — Нажимай потихонечку.

Инспектор осторожно повел катер с пришвартованной лодкой против течения, так легче было в случае зацепа дать задний ход. Но коряжистые места миновали благополучно и, ткнувшись в песок ближайшего пляжика, где горел костер заезжих рыболовов-любителей, оба — и браконьер и инспектор — спрыгнули в воду и поволокли добычу на отмель.


Еще от автора Ярослав Алексеевич Шипов
«Райские хутора» и другие рассказы

В сборник вошли рассказы священника Ярослава Шипова, члена Союза писателей России. В основе большинства историй — личный пастырский опыт. Рассказы пронизаны глубоким состраданием к непростой жизни простых людей.Ряд произведений публикуется впервые.


Лесная пустынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отказываться не вправе

"…Надо отдавать себе отчет в том, что происходит кругом, но при этом ни в коем случае не унывать, а понимать, что ты должен быть в десять раз энергичней для того, чтобы попытаться этому воспрепятствовать.…Богу поменять ситуацию в любую сторону ничего не стоит. Любую самую большую страну может в секунду стереть с лица земли, а может дать благоденствие. Это зависит от того, чего мы заслуживаем. Народ поворачивается к вере, но медленно, надо быстрее, активнее, усерднее. Надо понимать, что мы с вами уже физически материально мало что можем изменить в нашей стране, но дух же может все что угодно.


Национальный вопрос и моя мама

Авторы сборника «Национальный вопрос и моя мама» предлагают читателям христианский взгляд на проблему межнациональных отношений. Во Христе, как известно, нет различий «между эллином и иудеем» (см.: Рим. 10,12; 1 Кор. 1, 23–24; Тал. 3, 28 и др.), но это отнюдь не означает, что народам следует забыть свои культурные и национальные традиции. Бережное и уважительное отношение друг к другу, умение разделить боль человека, живущего на чужбине, а главное — любить ближних, независимо от национальности и цвета кожи — мысли, которые лейтмотивом проходят через книгу.


Первая молитва

В книгу вошли рассказы современного писателя священника Ярослава Шипова. Ненадуманность историй, глубокое переживание трагического жития русского человека и вместе с тем замечательный юмор и высокое профессиональное мастерство отца Ярослава не оставят равнодушным читателя предлагаемого сборника.


Рекомендуем почитать
Весь Кларк. Колыбель на орбите

Артур Кларк, писатель и сценарист, исследователь и изобретатель, футуролог и провидец, который сам себя предпочитал называть «экстраполятором»… Чем бы ни занимался на своем веку этот талантливый англичанин, плоды его одухотворенного труда неизменно становились достоянием всего человечества. Вот так и проза Кларка, принесшая ему славу одного из лучших фантастов, украсила собой мировую литературу.В этот том вошли рассказы, написанные с 1953 по 1999 год. Часть из них на русском языке публикуется впервые.


Сердце Океана

Сбежать из дома, слать вступительные экзамены в лучший в мире университет магии и заключить фиктивную помолвку… Мне казалось, план продуман до мелочей, но проблемы начались на последнем пункте. В любом случае я не собираюсь отказываться от мечты. Если для этого необходимо в срочном порядке поменять жениха, за две недели подготовиться к соревнованиям и рискнуть всем ради спасения друга, я готова. Со своим сердцем я тоже сумею договориться. Или нет?


Под шум вьюги

«Большие стенные часы безукоризненно отбивали такт. Они одни только нарушали сумрачную тишь, окружавшую меня, – они да смутный шум вьюги, бушевавшей за окнами…Тоска одолевала меня…».


От одного корня

«Дождь лил не два, не три дня, не неделю, наконец, а целых два месяца. Казалось, не было конца ему. Наступил уж ноябрь, затем и он стал подходить к концу, а не было и признаков зимы. День и ночь низко ползли хмурые тучи над грязными, унылыми полями, в воздухе стояла какая-то гнилая, неприятная теплынь, и с утра до вечера моросил мельчайший дождь. Земля переставала всасывать в себя воду. Дороги казались уж не дорогами, а сплошными узкими и бесконечно длинными болотами, по которым шагу нельзя было ступить…».


Слово джентльмена Дудкина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.


Нагрудный знак «OST». Плотина

В романе «Нагрудный знак OST» рассказывается о раннем повзрослении в катастрофических обстоятельствах войны, одинаково жестоких для людей зрелых и для детей, о стойкости и верности себе в каторжных условиях фашистской неволи. В первой части «Плотины» речь идет о последних днях тысячелетнего германского рейха. Во второй части романа главный герой, вернувшийся на Родину, принимает участие в строительстве Куйбышевской ГЭС.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Первые заморозки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Плот, пять бревнышек…

«Танькин плот не такой, как у всех, — на других плотах бревна подобраны одинаковые, сбиты и связаны вровень, а у Таньки посередке плота самое длинное бревно, и с краю — короткие. Из пяти бревен от старой бани получился плот ходкий, как фелюга, с острым носом и закругленной кормой…Когда-нибудь потом многое детское забудется, затеряется, а плот останется — будет посвечивать радостной искоркой в глубине памяти».