Шекспир - [92]

«РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА»

Дата создания «Ромео и Джульетты» вписывается в вилку из трех лет (1594–1596) с основательной вероятностью, что она была написана в 1595 году. Шекспир, исходя из повествовательной поэмы Артура Брука «Ромео и Джульетта», создает миф, становящийся универсальным, а Верону превращает в столицу настоящей и преследуемой любви. Пьеса начинается как сентиментальная комедия. Первое различие с классической традицией видим в том, что ссора, которая будет называться «корнелианской», урегулирована случайно, а не в результате обдуманного решения. Стремясь разъединить Тибальта и Меркуцио, Ромео нечаянно дает случай первому смертельно ранить второго. Ромео мстит за него и убивает Тибальта. Он вынужден жениться на Джульетте тайно, и первая брачная ночь проходит в постели трагедии и любви. Веревочная лестница, простой романтический аксессуар в «Двух веронцах», здесь становится символом любви, более сильной, чем ненависть и смерть, тем, чем является нить Ариадны, которая выводит Тесея из лабиринта. Уход Ромео ранним утром не является ни прощанием с молодой женой из-за другой, ни подчинением воле богов, как в различных версиях мифа о Тесее. Нужно просто спасти свою жизнь, чтобы у любви был шанс. По случаю этого ухода Шекспир вводит новшество драматизирует рассвет. На этот раз хронография, до сих пор более или менее торжественный и выспренный вербальный процесс, обстоятельственное отступление, а иногда включенное в драматическое действие, становится центром спора между главными персонажами:

Джульетта

Ты хочешь уходить? Но день не скоро:

То соловей — не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый;

Он здесь всю ночь поет в кусте гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

Ромео

То жаворонок был, предвестник утра, —

Не соловей. Смотри, любовь моя, —

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочки встает на горных кручах.

Уйти — мне жить; остаться — умереть.

Джульетта

Нет, то не утра свет, я это знаю:

То метеор от солнца отделился,

Чтобы служить факелоносцем

И в Мантую дорогу озарить.

Побудь еще, не надо торопиться.

Ромео

Что ж, пусть меня застанут, пусть убьют!

Останусь я, коль этого ты хочешь.

Скажу, что бледный свет — не утра око,

А Цинтии чела туманный отблеск,

И звуки те, что свод небес пронзают

Там, в вышине, — не жаворонка трель.

Остаться легче мне — уйти нет воли.

Привет, о смерть! Джульетта хочет так.

Ну что ж, поговорим с тобой, мой ангел:

День не настал, есть время впереди.

Джульетта

Настал, настал! Нет, милый, уходи!

То жаворонок так поет фальшиво,

Внося лишь несозвучность и разлад.

А говорят, что он поет так сладко!

Но это ложь, коль нас он разлучает.

Слыхала я, что жаворонок с жабой

Глазами обменялись: ах, когда бы

И голосом, он с нею обменялся!

Он нам велит объятья разомкнуть,

Он — вестник дня; тебя он гонит в путь.

Ступай: уж все светлее и светлее.

Ромео

Светлей? А наше горе все темнее.

(III, 5, пер. Т. Щепкиной-Куперник)

Хронография здесь отходит от простой технической необходимости, которой она была, и входит в большой лирический репертуар. Это один из знаков преобразований, которые эта пьеса реализует. Основное преобразование заключается в том, что она находится между комедией и трагедией.

Примирение семей в конце пьесы жестоко скрепляется жертвоприношением молодого поколения. Перед нами трагедия «несудьбы». Богиня порождает каскад недоразумений и манипулирует своими часами так, чтобы все прибыли или слишком рано, как Ромео, или слишком поздно, как монахи.

Пьеса «Ромео и Джульетта» не подчиняется аристотелевскому принципу, по которому персонажи трагедии должны быть принцами. Здесь главные действующие лица — жители Вероны, принадлежащие двум знатным семьям, которые более или менее близки к принцу. Все же было бы неверно отнести пьесу к разряду бытовых. Она комбинирует бытовое и гражданское, как это будет сделано в «Отелло», но в других пропорциях. Здесь гражданское играет более важную роль. Хороший прием, оказанный пьесе, подчеркнут в титульном листе первого издания «ин-кварто», где заявляется, что ей очень аплодировали. Само это издание — указание на большой успех. «Ромео и Джульетта» — первая английская любовная трагедия, это также первая трагедия Шекспира, если исключить «Тита Андроника», блестяще написанного, конечно, но пространного, на манер театра, который Шекспир должен был скоро превзойти.

«ГЛОБУС»

Томас Платтер из Басла, может быть, относится к первым зрителям «Юлия Цезаря». Во время своего пребывания в Лондоне он посещает лондонские театры, и его заметки очень ценны своими деталями. Он пишет:

«После обеда 21 сентября приблизительно в два часа я пересек реку вместе с моими товарищами и в театре под соломенной крышей посмотрел «Трагедию первого Императора Юлия Цезаря», по меньшей мере, с пятнадцатью персонажами, очень хорошо сыгранную».

Если все же речь идет о произведении Шекспира, это совершенно новая пьеса в 1599 году, написанная для совершенно нового театра. Поспешное оставление помещения «Театра» «Комедиантами лорда-камергера» стало для труппы крупным событием зимой 1598–1599 года. Вспоминается о жестоком разочаровании Бербеджа в предыдущем году, когда под давлением знатных жителей квартала Доминиканцев он должен был отказаться от использования купленного им там помещения. В апреле 1597 года истек срок аренды земли, на Которой располагался «Театр», и Джиле Оллен, владелец, отказался возобновить контракт. С 1596 года между ним и Бербеджем началась тяжба. Джеймс Бербедж умер в феврале 1597 года, оставляя своих сыновей в очень трудном положении: 600 напрасно вложенных фунтов в Доминиканский квартал, на последнем издыхании аренда «Театра». Ричард Бербедж не пугался, когда речь заходила о защите финансовых интересов семьи. Не он ли отколотил двух представителей вдовы Брейн, сестры Джеймса Бербеджа, с которой у Бербеджа была тяжба после смерти ее мужа, давшего капитал на строительство «Театра»?