Щукин, дай джоуль - [2]

— Кто тут? — грозно осведомился он. — Тень отца Гамлета?

— Дозвольте добавочки и я поведаю вам о нашем несчастии, — скорбно сказал гнусавенький.

— В долг, — подумав, ответил Щукин.

— Воля ваша, — отозвался голое и, почавкав, удовлетворенно икнул. — В долг, так в долг. Чумпарос. Итак…

— Итак, в результате несчастного случая я оказался на волосок от полного распада. До вашего жилища, уважаемый Эраст Аполлинариевич, добралась едва ли десятитысячная часть от того, что было во мне априори. Ваша энергия пришлась как нельзя кстати. Грация. Я остановил процесс распада, сильно окреп и теперь являюсь эмбрионом безвременно погибшего астронавта по имени Ту Фта. Разрешите представиться — астропсихолог Ту Фта Совершенный.

— А где ж ты, милейший? — спросил Щукин. — Что-то я тебя никак не разгляжу.

— Увы, я мал, — признался эмбрион Ту Фта. — Но это не играет роли. Я и большой буду для вас невидим, так как являюсь носителем иной формы жизни — волновой. В вашей основе органика, в моей основе — многомерные волны. И то, и другое, сами понимаете, материя.

Однако, наша форма жизни мне кажется удобней.

— Не скажи, — возразил Щукин. — Я вот, к примеру, по жаре могу пивка попить. А ты, тень, или как тебя — эмбрион отца Гамлета, как попьешь пивка, если у тебя и горла-то нет? Так что не надо мне извилины пудрить.

— Не в пиве счастье, — сказал Ту Фта. — Ваше пивное тело стареет и дряхлеет, угнетая ваш дух, вы — рабы своего тела. Наш дух свободен. Но если надо, мы можем приобрести любой облик и находиться в нем достаточно долго. Можем и пивка попить. Шелдок касьяварешка.

Удобно?

— Что за варежка? — вместо ответа осведомился Щукин.

— Касьяварешка? — уточнил Ту Фта. — Это алабашлы. Он общепринят у всех цивилизованных брассо. В меня напичкали столько земных языков, что путаюсь и перехожу на алабашлы.

— У тебя звук идет с искажением, — покритиковал Щукин.

— Это верно, звук ни к черту, — сказал Ту Фта. — Я нахожу то, что может колебаться: стекло, пуповид, диффузор, струйчак, — действую на него электрической составляющей, и оно дребезжит. Сейчас дребезжит диффузор в приемнике. Мумизье? А вы слышите вашими слухачами. О, мы хотели воспользоваться вашей системой звукоисторжения и даже приняли человеческий облик, но, увы, произошла катастрофа. Конфуз. Пока эмбрион держал речь, Щукин высекал из строптивой зажигалки искру. Высек. После этого, поставив на огонь еще теплую кастрюльку с гуляшом, спросил небрежно:

— Чего ж тебя, бедолагу, к нам потянуло? На родине с харчами туго?? Туршет. У нас изобилие, — обиделся Ту Фта. — Вам и не снилось такого изобилия.

— Чего ж притащился-то? — гнул свое бессердечный Щукин. — Дай, мол, джоуль. А если б не дал?

— Так ведь в долг, — угрюмо сказал эмбрион.

— То-то же, — Щукин назидательно поднял указательный палец. — Долг превыше всего. Ну, давай, что там у тебя за конфуз? Валяй.

— Это очень трагический конфуз, — сухо сказал Ту Фта. — Для удобства общения мы материализовались на внешней орбите, после чего начали снижение. И вдруг на высоте пятнадцать тысяч двести метров — взрыв. Папавиончи. Я не специалист, но предполагаю, что вещество, которое мы выбрали в качестве материала для крейсера и наших бедных оболочек, вступило в реакцию с какими-то газами или парами. У вас ужасная атмосфера. Лапсердак. Сероводород.

— У нас, мой милый, делают такие стекла, что чихнешь погромче, оно и развалится, — отозвался Щукин, переставляя кастрюльку с разогретым гуляшом на свободную конфорку, а на ее место водружая чайник. — Я к тому, что не было никаких взрывов.

— Нет был, — хмуро возразил эмбрион. — Нас разнесло на элементы прежде, чем сработала система защиты.

— Нечего было в четверг прилетать, — сказал Щукин, накладывая в тарелку дымящееся мясо и щедро поливая его золотисто-коричневой подливой. — Тебе положить кусочек, приятель?

— Издеваетесь? — мрачно спросил Ту Фта.

— Ладно, не обижайся. У нас на обиженных воду возят. Я пожую, подзаряжусь, а ты можешь взять у меня малость джоулей. Так и быть.

Но в долг. Получится, будто мы жуем на пару. Щукин поудобнее устроился на табуретке, вооружился вместо вилки ложкой, чтобы мясо захватывалось с подливой, и принялся за еду.

Делал он это неторопливо, по старой цирковой привычке стараясь не есть хлеба, ну разве что полкусочка за весь обед, Наконец он облизал ложку, налил себе чаю покрепче и заметил:

— Ты, брат, какой-то скучный. Рассказал бы о себе, что ли. Как у вас со снабжением? Откуда берутся дети? С жильем как? С культурой?

— Отчего же, — откликнулся эмбрион и сыто икнул. — Пардон…

Конечно, расскажу.

— …И даже покажу, — продолжал Ту Фта. — Перед вашими глазами будет как бы экранчик, и на нем по мере надобности будут появляться картинки…

— Не картинки, а изображения, — грубо поправил Щукин. — Тут тебе не детский сад.

— Изображения? Телевичок? — переспросил Ту Фта. — Это посложнее… Ну ладно, так и быть, но я буду вынужден иногда подпитываться от вашего энергоресурса.

— С возвратом, — в который уж раз уточнил Щукин.

— Ну, разумеется, — сказал Ту Фта. — А теперь — начали. Вот такими нас должны были увидеть жители Земли. Перед глазами Эраста возник черный квадрат, через пару секунд на нем появилось изображение металлической ладьи, испещренной множеством заклепок, в которой находилось с дюжину бородачей в бронированных, судя по всему, телогрейках и головных уборах, смахивающих на современные армейские каски. У этой ладьи почему-то была труба, из которой валил клочковатый дым. Величием от зрелища и не пахло.