Конец мая. Запись в дневнике сотрудника ЦЕРН, представителя Дубны Мусатова Сергея Анатольевича:
«Очередной крендель с ускорителем. На третьей минуте после его включения мой компьютер (единственный из всех!) зафиксировал выброс энергии длительностью две микросекунды с амплитудой, стремящейся к бесконечности. Контрольная аппаратура выброс не подтвердила… О, великий и ужасный ускоритель! Доколе?»
Спустя пару недель после этой записи по Знаменке поползли слухи, что в Цнинском лесу не один уже грибник натыкался на выгороженный участок, опутанный колючей проволокой. Участок солидный, напрочь перегораживает проезд по заброшенной бетонке, на подъезде к нему перед воротами шлагбаум, а за ним хамло с автоматом, которое сразу начинает орать и целиться тебе в брюхо.
Знаменка — городок небольшой, но с претензиями, демократию чтит, а тут колючка, шлагбаум, вредный автоматчик, вот главный редактор местной газеты и послал молодого собкора Дергунова на разведку.
Тощий невысокий очкастый Дергунов на своем кривоногом Запорожце выехал на рассвете, нашел эту самую бетонку, которую с боков стиснули непролазные, давно не чищенные, не пропускающие косых солнечных лучей заросли, и потрюхал по жесткой грязной ленте, подскакивая на стыках и отшибая себе мягкое место, навстречу неизвестности. Шлагбаум и ворота появились неожиданно, точно выросли из-под земли, а за шлагбаумом возник некто в плащ-палатке с поднятым капюшоном и кирзовых сапогах и наставил на Запорожец дуло автомата. Недружелюбно так наставил, молча, потом дулом показал — проваливай.
— Новый объект? — высунувшись, спросил Дергунов, понимая, что командировка провалилась с треском.
Фигура щелкнула предохранителем, и Дергунов, не имея возможности развернуться, до того тесна была просека, поспешно дал задний ход. Задом он водил плохо, Запорожец заносило то вправо, то влево, и метров через триста, когда шлагбаумом уже и не пахло, Дергунов остановился.
«Дудки, — подумал он. — На секретный объект не похоже, там КПП, КСП, прожектора, здесь нету. Охранник — не поймешь: военный, не военный. Значит — самозахват территории. Захватят, стало быть, понастроят коттеджей, потом нам же, дуракам, будут впаривать втридорога. А мы вам по ушам, по ушам».
Вслед за чем отважный собкор полез в густые кусты. Где-то через четверть часа с саднящими царапинами и зудящими комариными укусами он вышел на ограду из колючей проволоки. Столбов для забора никто не ставил, проволока эта была варварски прибита к стволам деревьев. Самозахват производился впопыхах, дикарским способом, без оглядки на общественность, лишь бы побыстрее урвать, опередить.
За колючкой простирался точно такой же непролазный лес, который замучаешься вырубать, но вдруг из этой глуши донеслись совершенно неуместные здесь звуки: приглушенный собачий лай, отголоски заливистого женского смеха, шум проехавшей машины, тихая музыка, то есть, где-то совсем недалеко уже вовсю жили люди. В Дергунове взыграло ретивое.
В тот же день после обеда он уговорил приятеля-вертолетчика совершить облет подозрительной территории, но сверху с вертолета было видно лишь, как бетонка подходит к тоненькому шлагбауму и грязно-серым воротам, далее узкую просеку надежно скрывают густые колышущиеся кроны, затем километра через три-четыре вновь появляется бетонная полоска.
Дергунова это озадачило, а поскольку человек он был не только молодой и активный, но и осторожный, то сразу после облета позвонил в Тамбов приятелю-комитетчику Костомарову и спросил, можно ли, чтобы не мелочиться, заострить данную проблему сразу в Тамбовской правде. Приятель посоветовал в эту тему не влезать, однако посоветовал вяло, без надлежащего напора и заинтересованности, что Дергуновым было истолковано превратно.
Два Сергея покосился на вошедшего Черемушкина и вновь уткнулся в лист густо исписанной бумаги. По случаю жары был он одет в легкую простенькую безразмерную рубашку с коротким рукавом, какие носят пенсионеры. Волосы на его большой голове были седые и реденькие, сквозь них беспомощно просвечивала бледная веснушчатая кожа, старенький он уже был, два Сергея, где-то за семьдесят, ему бы в кресле перед телевизором дремать, а он тут, понимаешь, на сверхсекретном фронте, где и молодым-то порою муторно…
Сам Черемушкин был двадцати трех лет от роду, среднего роста, в меру упитан, черноволос, загорел и не опытен, хотя нипочем бы себе в этом не признался…
— Не умничай, — сказал вдруг два Сергея, точно прочитал его мысли. — Нашелся тут сердоболец. Фамилия Дергунов ни о чем не говорит?
— Газетчик из Знаменки? — уточнил Василий. — Который в Тамбовской правде печатается?
— Полюбопытствуй, — генерал протянул ему густо исписанный листок, который до этого изучал. — Экий шустряк. Садись, лейтенант, что стоишь-то?
Василий сел, быстро, как учили, прочитал текст, в котором подробно излагались вчерашние изыскания Дергунова в районе Объекта Зэт, после чего спросил, подняв брови:
— Это кто же на Дергунова накапал?
— Костомаров, кто же ещё, — усмехнулся генерал. — По старой дружбе.
