Щемящей красоты последняя печаль - [4]

Но раздели нас, — души наши вынь.

Цивилизация

Уйдя в цивилизации поток

Безликий, ненадёжно-электронный,

Где небо — это белый потолок,

А индивид — лишь зомби полусонный,

Ты растворишься в надобности тем

И в имидже, придуманных нарочно

Для тех, кто знает только «пью и ем,

А, стало быть, живу!» Но как непрочна

В цивилизации такая жизнь,

Где в навыках — сплошное потребленье,

Где электронной стала даже мысль,

И в деньгах все благие устремленья

Находят свой бессмысленный итог,

Как послесловие. Восторгом йети

Над белым унитазом занемог

Тот, кто себя не смог найти на свете.

У власти — «бренды» тех далёких лет,

Где не было ещё у нас джакузи.

Им так легко на всё найти ответ,

А люд за деньги проползёт на пузе!

Что восклицать? Так трудно втолковать

Всё это тем, чьи чувства — рудименты,

Нигде не взять, у предков не сыскать,

Ушедших в прошлое, духовной ренты.

Амбициозно прыгая за руль

Блестящей и престижной железяки,

Похожим станешь вскорости на куль

С говном бездомной бешеной собаки.

И в высоте затерянных квартир,

Среди экранов, кнопок и посуды,

Где жизни средоточие — сортир,

Забыть легко единственное чудо:

Земную жизнь, прекрасную до слёз,

И связанную с высшим из достоинств —

Быть человеком!

Подмастерье

У природы живу в подмастерьях

С невеликим запасом из слов.

Словно птица в пестрядинных перьях,

Я нашла здесь отеческий кров.

В каждом шорохе, в каждом качанье

И изгибе высоких ветвей

Бьёт родник твоего обаянья, —

Милой русской природы моей.

Я учусь у тебя пониманью

И прощенью людской слепоты,

Молчаливую кротость страданья

Ты возвысила до красоты.

И, врастая в твою сердцевину,

Наполняясь твоей широтой,

Знаю я, что без Родины сгину,

Потерявши навеки покой,

Знаю я, не найти мне привета

Ни в морях, ни в горах, ни в песках.

Пусть картинно и красочно где-то,

Но ведь я из земли этой прах, —

Из неё мы пришли и уходим

В эту светом залитую жаль,

И не все, только избранный годен

Уместить в своём сердце печаль,

Что не зря нареклась русским духом

От неистовой силы любви,

И земля станет истинно пухом

Тем, кто нёс её силу в крови.

Осенний костёр

Девицей стыдливою рябина

Раскраснелась, стоя на ветру.

Вновь полна грибов моя корзина.

Я иду к осеннему костру,

Где горят осинки — хлопотуньи

Радостным сияющим огнём,

И синицы, милые певуньи

Тут и там щебечут этим днём.

Не пылит песчаная дорога,

И полна листвою колея…

Поброжу-ка я ещё немного

В хладном полыхании огня,

Успокою душу от терзаний

От тревог и вечных передряг,

В хороводе бережных касаний

Умеряя ненарочно шаг.

И, своею ношею довольна,

К дому подойду, помолодев,

И забуду это слово — «больно»,

От осенней сказки захмелев.

Бабье лето, ах ты, бабье лето!

Ты не долго, грустно и тепло…

Мне довольно солнечного света

Чтобы сердце счастьем расцвело.

«Мчит по воздуху снежная пляска…»

Мчит по воздуху снежная пляска,

Тёрн душистый почти занесло.

Восковой фиолетовой пясткой

Он стучится поутру в стекло.

Белый пчельник роится, роится,

Торопясь долететь до земли,

И кричат за окошком синицы

В этой зябкой, бесшумной пыли,

Укрывающей сизые дали,

Самобранкой ложась на поля…

И в бездумной и хладной печали

Пробудилась деревня моя.

Звякнул ворот замёрзшею цепью,

Хрусталём зазвенела вода,

Треснул лёд ненадёжною крепью,

И осыпали снег провода.

Задымили уверенно трубы,

Закудахтали куры, и день

Покатился неспешно. Мне любы

Неторопкая зимняя лень,

Постепенность, раздумчивость, алость,

Снегириная алость зари…

Нега зимняя, — это усталость

Натрудившейся за год земли.

Хорал

Над обрывом ходят облака,

А внизу клубится сизый дым,

Там, где стынет тёмная река

Под высоким берегом своим.

Ветви леденеют в брызгах вод,

В драгоценный рядятся хрусталь.

Сеет снег набрякший небосвод,

Застит пеленою близь и даль.

На горе высоко купола

Поднимают золото крестов,

И звонят, звонят колокола,

И летит, летит немолчный зов.

Ты не сбейся, путник, в белизне,

В бесконечной пажити зимы,

В этом хладном чёрно-белом сне,

Где плутаем до весны все мы…

Ты найди свой потаённый путь

В заповеданный родной покой,

Где зиме лампады не задуть,

Хоть метель кружится над рекой.

К поэтам

Один мой голос очень мало значит,

Но, если бы поэты всей земли

Услышали, как твердь над нами плачет,

То вместе мы бы многое смогли.

От жалости к себе не стоит бредить,

Нас матери рождали не за тем,

Чтоб счастье только личное изведать,

Ни разу не решив ничьих проблем.

И, если кто-то мучается рядом,

Должны ли мы стыдливо прятать взгляд

Или за помощь ждать себе награды,

Когда в тревоге сердце бьёт в набат?

Чужое горе — это наше горе,

Чужих детей на свете просто нет.

В многоголосом человечьем хоре

Ты — запевала непростой, поэт!

Не надо правды, бедности бояться,

Не надо с властной принимать руки

Отличия, тогда, быть может статься,

Не будет в мире горя и тоски.

Ты подними свой голос, пусть услышат

Те, кто державной силой облечён,

Как хрипло наш народ несчастный дышит

И как нищает с каждым годом он!

Как всё ничтожно, как слова их пусты,

Как ложь привычно льётся с высоты,

И пусть нас ждут дантесы и прокрусты,

Нельзя предать ни чести, ни мечты.

Нельзя звенеть пустым кимвальным боем,

И славить беззаконие строкой,

Ведь слово, нам доверенное Богом,

Его же будет отнято рукой!

«…И в мире подлунном просты…»

…И в мире подлунном просты

Привычные, кажется, вещи: