Щемящей красоты последняя печаль - [3]

И ему же — сестра и звезда!

Ну а ты — бесполезное марево,

И тобой не прикрыть наготы,

Пей сама стихотворное варево

Из мечты и своей нищеты!

Уповай же на счастье загробное,

Ведь таланты от Бога даны,

Вы поэты — добро неудобное

Для великой продажной страны.

А стихи ваши, может, и праведны,

И кого-то приводят в экстаз,

Но кому станет истинно завидно,

Ведь без слез не посмотришь на вас?!

Вы открыты невзгодам и бережно

Не смогли относиться к себе.

Неумело, нелепо, безденежно

Вы в своей разбирались судьбе.

Неудачные дети у матери, —

Только знаете — вирши писать!

Не для вас эти вышиты скатерти,

Не для вас пуховая кровать,

Не для вас мои речи прилежные

И наследство златое мое,

А для вас эти дали безбрежные,

Где над полем кружит воронье!»

Город Дмитров

Древний вал — стеною снега,

Школа — в валике стены,

И от лыжного забега

Смех и возгласы слышны.

Купол храма — снежной шапкой,

Крик испуганных ворон,

Да флагшток с намокшей тряпкой

Выше всех прозрачных крон

Чёрных лип, стоящих тесно,

В круге старого Кремля…

Мне до впадинки известна

Та далёкая земля.

На своем портфеле с вала

Я съезжала с ребятнёй…

А теперь вот бабкой стала

И опять хочу домой.

Но стеною стало время,

Толщей выросло глухой.

Как моё седеет темя,

Молодеет город мой:

Там повсюду строек будни,

В небо тянутся леса,

Умещается в этюдник

Уходящая краса.

Хромоногий основатель

На бедре несёт палаш

(Видно каверзный ваятель

Так вошел в скульптурный раж,

Что одну у князя ножку

До земли не дотянул).

Встал он боком на дорожку

Задом к церкви, да заснул…

Тесно, суетно и… пусто,

Машет веткой старый мим —

Ветер, мчащийся безустно

По-над городом моим.

«На волне великой перестройки…»

На волне великой перестройки

Можно было просто въехать в рай,

Как Емеля на печи, на койке —

В замок, позабыв про свой сарай.

Кто не ел вкусней моркови фрукта,

Стал о судьбах мира говорить,

Отслюнив себе в карман продукта

«Валового», деньги начал «мыть».

Раскраснелись галстуки и лица,

Заалели вмиг лапсердаки,

И пошла вразнос моя столица,

Застучали пули и бойки.

За пятнадцать лет воды немало

Вместе с криминалом утекло,

Только чище и теперь не стало,

Мутно жизни плоское стекло.

Выборы, пиар и подтасовки,

Ломятся бандиты в вожаки,

Но теперь на модные тусовки

Носят поприличней пиджаки.

Им вживляют волосы и брюхи

Обжимают, ладят маникюр,

Поменяло внешность и кликухи

Много «политических фигур».

Важные до собственной отрыжки,

Выучили модные слова,

Пишут о себе, родимых, книжки,

Что ни пень, то видный голова.

В клумбы и в дороги, и …да что там,

Мало ли куда употребить

Можно тонны денег, а работа,

Про работу следует забыть:

Ведь она не волк, к тому же, люди

На Руси доверчиво-просты,

И греха особого не будет,

Если не достроятся мосты,

Если в хлябях где-нибудь утонут

Сёла, а, быть может, города…

Пусть людишки не кричат, не стонут,

Ведь Шойгу отправится туда!

Он красив и статен, и напрасно

Никогда не станет унывать.

Как же это всё-таки прекрасно —

От стихии бабушек спасать!

Так что всё пока у нас отлично,

Лишь зима бывает невпопад.

В Думе стало тихо и прилично,

Каждый сыт и весел, и богат.

Заполняйте смело бюллетени,

Вас ведь тоже где-нибудь «спасут»,

Если от душевной вашей лени

«Крыши», как фонтаны, потекут!

«Как картечь, рассыпана роса…»

Как картечь, рассыпана роса

Тёмная, свинцовая, — по каплям…

Дым колышется, как на весах,

Сыворотка с марли мерно каплет…

Наверху в открытое окно

День вползает молоком першащим,

Солнце погружается на дно

Между будущим и настоящим.

Гари утомительная хмарь…

От жары уснули даже мухи

И воды озёрной киноварь.

И колодцы вычерпаны. Сухи.

«Пичужья наша жизнь…»

Пичужья наша жизнь

В замусоренных клетках,

Тяжёлая вода,

Бессмысленный итог…

Давай, народ, держись,

Не всем же петь на ветках,

И горе — не беда,

И с нами рядом Бог.

Века уходят в даль

Седые и не очень,

И всё в них, как всегда,

Сомнений просто нет…

К чему твоя печаль,

Открой пошире очи, —

В них таяние льда

И этот ясный свет.

А я бегу туда,

Где есть покой и воля,

Где есть в ручье вода

И в русской печке — хлеб,

И яблоки в садах…

Но как сбежать от боли,

Что мучает меня

По милости судеб!

Пичужья наша жизнь

В замусоренных клетках,

Тяжёлая вода,

Бессмысленный итог…

Давай, народ, держись,

Не всем же петь на ветках,

И горе — не беда,

Коль с нами рядом Бог.

Золушка

Кукушка — Жизнь кукует мне года

Над тёмным лесом из моих желаний,

Его поит забвения вода,

Текущая в ручье воспоминаний.

Живёт в лесу волшебница — Любовь,

А на опушке тыквой преет Вера,

Надежда — мышь конём предстанет вновь,

Коль зёрен смысла подоспеет мера.

Найдёт ли принц хрустальный башмачок,

Ведь он — Судьба, куда ему деваться?!

И хоть мой принц — завзятый дурачок,

Да грех над ним, убогоньким, смеяться.

И вот стою в тени густых ветвей,

А ветер рвёт на мне обрывки платья…

И куковать кукушечке моей,

Пока придёт настойчивая Сватья

И уведёт в хоромы сироту,

Откуда нет, не будет больше ходу…

И, где забуду я про суету,

И про свою сиротскую природу…

«Два головастика, две запятые…»

Два головастика, две запятые,

Два смысла неразлучных — Инь и Янь,

Как звуки, соком жизни налитые,

Как вещих снов загадки не простые,

Как переход из ночи — в утра рань.

И мы с тобой — две точки во вселенной,

Две капли мёда — донник и полынь…

Из оболочки вырастаем тленной,

Друг другу служим болью неизменной,