Шашки наголо! - [57]

Саперы вновь и вновь восстанавливали переправу, пока весь полк не перешел на левый берег Немана.

Немцы отчаянно сопротивлялись на тех высотах, которые остались в их руках. С высот он поливали наши атакующие эскадроны плотным пулеметным и винтовочным огнем. Наше положение осложнялось еще и тем, что немцы и сами переходили в контратаки на наш полк, сильно поредевший в предыдущих боях. Необходимо было без промедления подавить огневые точки немцев и деморализовать его живую силу на высотах. Но как это сделать, если мое орудие стоит в низине, а противник закрепился на вершине высоты? Это дело зениток и минометов! А их у нас в тот момент не оказалось.

Начальник артиллерии полка, гвардии майор Сонин, принял решение втащить орудие на соседнюю высоту и подавить огневые точки огнем прямой наводкой:

— Якушин, установи орудие на вершине высоты и заткни глотку пулеметам фрицев!

Взглянув на указанную Сониным высоту, я сразу усомнился в успехе его решения. Приказав Паланевичу подыскать наиболее удобную позицию у подошвы высоты, я стал карабкаться по склону наверх, чтобы убедиться в возможности выполнения принятого решения. Чем выше я поднимался, тем сильнее и точнее был огонь немцев. Пули неприятно свистели над самым ухом. Я поравнялся с цепью залегших конногвардейцев и пополз было дальше, но меня остановил окрик их командира взвода:

— Стой! Назад, дальше нельзя! Куда тебя несет, тебе что, жить надоело?

Перед нами была голая вершина высоты, на которой в разных позах лежали наши убитые бойцы. Я объяснил лейтенанту, что мне приказано установить орудие на вершине высоты и подавить огневые точки противника. Комвзвода посмотрел на меня, как на сумасшедшего, хотел что–то съязвить. Но передумал, вздохнул и спокойно объяснил мне, что на вершине простреливается каждый сантиметр и что он даже не может вытащить оттуда своих убитых бойцов. Каждая такая попытка только добавляло трупов на высоте.

Поняв, что мне здесь делать больше нечего, я стал поспешно спускаться, а точнее, покатился вниз с высоты, цепляясь за колючки кустарника. Внизу я нашел мое орудие, готовое к ведению огня по передовой линии траншей противника. Передний край обороны фрицев проходил по середине склона, и угол возвышения позволял его обстреливать. Немцы сосредоточили все свое внимание на вершине высоты, откуда я только что спустился, и мое орудие даже не замечали.

Мы открыли огонь. Нас поддержали минометчики Водзинского и подоспевшие 76–мм орудия полковой артиллерии. Наш огонь заставил немцев прекратить огонь и покинуть высоты. Наши бойцы начали наступление на Гродно.

Внезапно поступил приказ: выйти из боя, передать свой участок пехоте, а самим быть готовыми к выполнению новой боевой задачи. Задача состояла в продолжении наступления на Августов, границу СССР и Восточной Пруссии!

Приятно было снова скакать вперед по большаку, с обеих сторон которого росли вековые деревья, кроны которых надежно защищали нас от наблюдения с воздуха. Несмотря на смертельную усталость и бессонные ночи, на душе у меня было легко, хотелось петь. И я запел песню Никиты Богословского:

Там, где кони по трупам шагают

И всю землю окрасила кровь,

Пусть тебя охраняет, от пуль сберегает

Моя молодая любовь …

Ко мне подскакал сержант Паланевич, и спросил:

— Ты что, лейтенант?

— Так, ничего! Пою!

— А я думаю, что это с нашим лейтенантом. Не то зовет, не то поет! А ты, оказывается, поешь. Это хорошо! Поем, поем, да где–то сядем? — и с этими словами он возвратился на свое место.

Несмотря на все мои замечания, бойцы и сержанты называли меня лейтенантом, а не младшим лейтенантом. Так было проще, да и звание лейтенанта было уже не за горами.

Полк стремительно продвигался вперед. Не было времени на отдых для бойцов и коней. Коней поили и кормили на ходу, используя для этого скупые минуты простоя колонны. Как только эскадрон попадал в место, где была вода, бойцы, схватив брезентовые ведра, бежали к воде и поили коней. Напоив коней за два–три захода, вешали на головы коней торбы с овсом и с тревогой вслушивались в команды командиров. Команда «Прямо!» как ветром сдувала брезентовые ведра и торбы с голов коней, и колонна сразу возобновляла марш.

Неожиданно кончился лес, и эскадроны вы рвались на открытое поле, сев на хвост крупному немецкому обозу. В нем немцы увозили награбленное имущество, а также продовольствие и обмундирование со своих армейских складов. Ездовые и немецкая охрана разбежались, оставив обоз на дороге:

И в этот момент впереди в воздухе появились «мессеры». Они стремительно налетели на нас со стороны солнца. Летели строгими звеньями, быстро приближаясь к нашей колонне. Только когда «мессеры» один за другим начали пикировать на нас, прозвучала команда «воздух!» и эскадрон повзводно рассыпался по правую и левую сторону от большака. Мы с орудием галопом направились к небольшому хуторку, густо заросшему кустами акации. Подпрыгивая на картофельном поле, орудие и боевые брички неслись к укрытию. Но добраться до хутора удалось только орудию, боевые брички застряли на грядках, когда «мессеры» начали поливать нас из пулеметов. Пули зашелестели по картофельной ботве. Две лошади были ранены, и их пришлось пристрелить. Кое–как загнав орудие под яблони, я направился к бричкам, но пробежав несколько метров, запутался ногами в картофельной ботве и с размаху упал между грядок. «Мессеры» утюжили нас до наступления темноты. Одно звено сменяло другое, не давая нам ни минуты передышки и возможности сменить позицию. Лежа на спине, я сквозь листья картофеля видел не только пикирующие самолеты, но и лица пилотов.