Шашки наголо! - [58]

Шрифт
Интервал

С самого начала войны я не переносил свиста пуль. Трудно было мне привыкнуть не кланяться им. Если пуля просвистела, значит, она не твоя, она пролетела мимо и нечего ей кланяться — так учили меня бывалые бойцы. Несмотря на это, я не мог побороть в себе эту привычку и хоть изредка, но кланялся злодейке. К минам, снарядам, бомбам я как–то привык уже в блокадном Ленинграде, а затем во время службы в артиллерийских подразделениях. Но к пулям, особенно летящим с неба, мне привыкнуть было невозможно. Время от времени в голове появлялась мысль, что вот со следующего захода «мессер» пригвоздит навечно к любимой матушке–земле.

С наступлением темноты «мессеры» оставили нас в покое. Оказалось, что у немцев рядом был аэродром, поэтому они могли, сменяя друг друга, постоянно штурмовать нашу колонну на протяжении 3–4 часов. Несмотря на беспрерывные атаки с воздуха, потери у меня были незначительные: во взводе я потерял трех коней, два бойца были легко ранены. Пополнив упряжку боевой брички новыми конями и, разместив орудие с расчетом на короткий отдых, я пошел искать орудие гвардии сержанта Петренко. 4–й эскадрон, который сопровождал Петренко, успел достичь опушки леса и скрылся там до налета «мессеров». В лесу было сложно ориентироваться, было темно, но лес был полон наших бойцов, которые показали мне дорогу.

Орудие Петренко разместилось у крыльца дома лесника. Возле небольшого костра сидели бойцы и на большой сковороде жарили яичницу–глазунью. На перилах крыльца, как на буфетной стойке, стояли бутылки разных калибров с красивыми этикетками. Орудийный расчет уже поужинал, и теперь ужин завершали ездовые. Заметив меня, сержант подал команду:

— Встать! Смирно!

Я остановил его, предложив продолжить ужин и доложить обстановку. Доклад был коротким.

«Эскадрон, захватив большой обоз, натолкнулся на крупные силы немцев, завязав бой, перешел к обороне. Часть обоза осталась на нейтральной территории. Орудие на линии обороны в тридцати метрах отсюда. У орудия ведут наблюдение два бойца, остальные — на отдыхе. Прошу, товарищ гвардии лейтенант, отведать нашей глазуньи. Есть и чем горло промочить», — закончил свой рапорт Петренко. Проголодался я изрядно и, наскоро помыв руки каким–то французским вином, так как воды поблизости не было, стал с аппетитом поглощать яичницу. За счет трофеев расчет пополнился не только провизией, но и прибарахлился шелковым бельем, сапогами и тканью на портянки и на попоны для лошадей. Разглядывая мои потрепанные в походах кирзовые сапоги, Петренко предложил тотчас же заменить их на хромовые. Да и белье было бы гигиеничнее заменить, уже не говоря о портянках, от которых осталось одно название. С таким предложением нельзя было не согласиться. Перебрав несколько пар хромовых офицерских сапог, дудочкой, которые никак не налезали на ногу из–за малого подъема, я все же нашел одну пару, которая больше других походила на наши русские сапоги, и с большим трудом натянул их себе на ноги. Солдатские, немецкие сапоги были неудобны как кавалеристам, так и нашей пехоте из–за широких голенищ. Широкие и невысокие голенища мешали всаднику при езде, а пехоте — при переползании по–пластунски.

Проверив с Петренко посты у орудия и у ездовых, я направился к орудию Паланевича. Не доходя до орудия, удобно устроившись на пеньке, решил поменять белье на трофейное, шелковое. С трудом сняв сапоги, обмундирование и поменяв белье на новое, стал вновь натягивать сапоги. Белье приятно холодило тело, но сапоги, хоть плачь, на ноги не налезали. Намокшие при хождении по траве, обильно орошенной росой, они сели и не поддавались, несмотря на все мои старания. Пришлось постепенно надрезать голенища ножом, пока не распорол их до самой подошвы. И так, с распоротыми голенищами обоих сапог пришлось вернуться к орудию Петренко. Хорошо, что еще не рассвело, и никто не заметил, как я добирался до старых своих кирзовых сапог, про себя, на чем свет стоит, проклиная немецких сапожников всех разом. Нет ничего лучше русских сапог! После Белорусской операции я получил новые кирзовые сапоги, а старшина для парада сшил мне еще новые яловые сапоги, в которых я воевал и в Польше, и в Пруссии, и в Германии. В Россию все же приехал в новых кирзовых сапогах, так как при последнем ранении в ногу, осколком немецкого снаряда, мне пропороло голенище левого сапога. Кровь затекла в голенище, и при перевязке в медсанчасти, чтобы снять сапог, голенище распороли и левый тот яловый сапог сняли и выбросили. Так в одном правом сапоге и доставили меня в госпиталь. Жаль, хорошие были сапоги ….


Рекомендуем почитать
Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.


Краснознаменный Северный флот

В этой книге рассказывается о зарождении и развитии отечественного мореплавания в северных морях, о боевой деятельности русской военной флотилии Северного Ледовитого океана в годы первой мировой войны. Военно-исторический очерк повествует об участии моряков-североморцев в боях за освобождение советского Севера от иностранных интервентов и белогвардейцев, о создании и развитии Северного флота и его вкладе в достижение победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Многие страницы книги посвящены послевоенной истории заполярного флота, претерпевшего коренные качественные изменения, ставшего океанским, ракетно-ядерным, способным решать боевые задачи на любых широтах Мирового океана.


Страницы жизни Ландау

Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.


Портреты словами

Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) – известная советская художница. В этой книге собраны ее воспоминания о многих деятелях советской культуры – о М. Горьком, В. Маяковском и других.Взгляд прекрасного портретиста, видящего человека в его психологической и пластической цельности, тонкое понимание искусства, светлое, праздничное восприятие жизни, приведшее ее к оформлению театральных спектаклей и, наконец, великолепное владение словом – все это воплотилось в интереснейших воспоминаниях.


Ведомые 'Дракона'

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Юрии Олеше

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Автор книги — ветеран Великой Отечественной, прошедший со своей батареей от Ленинграда до Берлина. «Я уже приспособился стрелять на поражение всей батареей без пристрелки. На этот раз быстро «ухватил» свои разрывы, ввел все же некоторые поправки и перешел на поражение цели беглым огнем. Первые же залпы взметнули в воздух фонтаны черной жирной земли и огня, поражая врага. Вскоре три орудия были уничтожены, два повреждены, и только одно немцам удалось с большим трудом увезти за бугор. Контрбатарейная стрельба продолжалась.


Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

Вторая мировая потрясла мир. Холодная война едва не привела к его концу. В обеих принимал участие автор этой книги, ветеран дальней авиации Л. В. Касаткин.Окончив летную школу 21 июня 1941 года, он попал в авиацию дальнего действия. Был командиром экипажа «Ил-4». Совершил 147 боевых вылетов. Участвовал в боях под Ленинградом, в Заполярье, на Балтике, в Берлинской операции от ее начала до падения Берлина. Награжден тремя орденами боевого Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями.


Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

«Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут — но мы уже не принадлежим себе, нас всех захватила непонятная дикая стихия боя. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых. Как люди способны такое выдержать? Как уберечься в этом аду? Грохот боя заглушает отчаянные крики раненых, санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками; пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. В гуле и свисте снарядов мы перестаем узнавать друг друга.


«Батарея, огонь!»

Автор книги начал войну командиром тяжелого танка KB-1C, затем стал командиром взвода самоходных артиллерийских установок СУ-122, потом СУ-85 и под конец войны командовал ротой танков Т-34–85. Он прошел кровавыми дорогами войны от Сталинграда до Кенигсберга. Не раз сходился в смертельной схватке с немецкими танками и противотанковыми орудиями. Испытал потерю боевых товарищей, вкус победы и горечь поражений. Три раза горел в боевых машинах, но и сам сжег немало вражеской техники. Видел самодурство начальства, героизм и трусость рядового и офицерского состава.