Шарлотта Исабель Хансен - [96]
Ну как к этому отнестись? Посмеяться над этим? Громко расхохотаться? Или лучше воспринять это как сильную сторону Анетты, то, что она настолько непостижимо нормальна, что даже не знает, что такое академическая нива?
За его спиной Хердис попыталась выпутаться из этой ситуации, сказав, что она и сама не так уж много путешествует, но Париж и Берлин она все же повидала, и Нью-Йорк, естественно, и Дублин, и Лиссабон, и Санкт-Петербург, и Кубу, и Сидней, и Рейкьявик — это удивительное место; на что Анетта вздохнула:
— Да-а, конечно, у нас столько путешествовать не получается. Но зато в прошлом году мы съездили в
— Данию.
— А у вас с Ярле… — Хердис замялась. — У вас ведь это давняя история?
Он навострил уши.
— Да-а… — (Тон Анетты он с разочарованием квалифицировал как безучастный.) — Вы, конечно, знаете, как там у нас с Ярле вышло. Я же его совсем не знаю.
Гм. Это, конечно, было именно так, как она и сказала, но все равно ему было обидно слышать, что она именно так это сформулировала, так просто и без прикрас, перед человеком, которого она не знала.
— Конечно-конечно, — сказала Хердис. — Но зато вот что из этого получилось. У вас такая замечательная дочь!
— Это да, Лотта чудесная, — услышал он слова Анетты. — Я не представляю себе, как бы я могла жить без нее.
— Но… — (По голосу Хердис Ярле показалось, что Анетта начинает становиться ей интересна.) — Но вы же родили ребенка, когда вам было пятнадцать, так ведь?
Он слегка повернул голову в их направлении и смог увидеть, как они стоят рядышком возле кастрюль для сосисок. Хердис, все так же ошеломляюще похожая на Диану, и в самом деле с любопытством присматривалась к Анетте.
— Да уж, совсем еще девчонкой была, — подтвердила Анетта.
— Но как же так по… — Хердис запнулась. — Я хотела спросить: вы об этом не пожалели?
Анетта подняла глаза и заметила, что Ярле смотрит на них. Она слегка улыбнулась ему, потом повернулась к Хердис, и взгляд у нее был какой-то дерзкий, как у настоящей колдуньи, как он подумал, чуть ли не мстительный, и она показалась ему очень стильной.
— Да нет, — сказала Анетта, — о чем же жалеть? Ни секунды. Если у вас когда-нибудь будут свои дети, вы поймете, о чем я говорю.
— Да, разумеется. — Хердис преувеличенно усердно закивала.
Неужто она покраснела? Ярле почудилось, что на ее щеках зардело вечернее солнце, чего он раньше за ней никогда не замечал.
Дослушав их разговор, который Ярле охарактеризовал бы как непреднамеренно возникшую бабскую разборку и который он нашел и грустным, и интересным, и в значительной мере даже бахтинским по духу, он схватил поднос с обсыпанными сахарной пудрой булочками с корицей и решил обнести гостей угощением, чтобы ни у кого не создалось впечатления, что в его хозяйстве что-то плохо налажено. Ребятишки-то уже позапускали свои жадные пальчики в горку булочек, но не отказались взять еще по одной и уплели их моментально с большим удовольствием. Эрнан, Роберт Гётеборг, Арилль и Хассе вовсю погрузились в дискуссию о венесуэльской политике, но тоже взяли по булочке; так же поступили и Сара с Марисабель, беседовавшие возле окна. Когда он повернулся к Анетте и Хердис, то увидел, что к ним присоединилась Грета, которая как раз заканчивала свое высказывание предложением: «В воскресенье он отмочил такое, что у меня чуть не лопнуло терпение, но какая зато смышленая и самостоятельная у вас дочка», на что Хердис кашлянула и сказала: «Верноверно».
Руки у Ярле слегка дрожали, когда он подошел к этому красочному женскому трио и протянул им блюдо:
— Ну что, по булочке? — Он изобразил под полицейскими усами самую лучезарную улыбку, на какую только был способен.
Кролик, колдунья, принцесса.
Все они по очереди потянулись к блюду, и каждая в своей неподражаемой манере обхватила булочку пальцами и понесла ее ко рту. У Греты пальцы были несколько корявые, короткие и морщинистые, с коротко подпиленными, а может, и обкусанными ногтями, и держали они булочку крепко и без ужимок.
Левой рукой она вытащила длинные вставные зубы, приоткрыла милые кроличьи губки, которые не могли полностью скрыть того, что рот у нее был похож на мордочку грызуна, и обхватила ими булочку.
Анетта поднесла булочку ко рту, держа ее средним и большим пальцами, и только теперь Ярле обратил внимание на изогнутые острые ногти, покрытые темно-красным лаком, на ее суховатых руках. Она так и застыла, задержав булочку на полпути к театрально накрашенному рту с полными губами колдуньи.
Из них троих Хердис взяла булочку последней. При сомкнутых губах она проделала обворожительное движение нижней частью лица, будто слегка пососала собственный язык, а потом протянула вперед обе руки — обе руки, что его потрясло, будто она готовилась принять в них что-то очень важное или собиралась обеими руками пожать кому-то руку, — и поднесла булочку ко рту, держа ее кончиками восьми изящных пальчиков сразу, в то время как большие пальцы были приподняты и отведены чуть в сторону.
И вот теперь они там стояли, все три, и ели.
«Девочки мои, — подумал он. — В каком-то смысле».
Грета, надо сказать, уминала булочку с большим аппетитом. Кроличьи щеки ходили ходуном, и в том же ритме, в котором трудились челюсти, накрахмаленные уши раскачивались на ее голове, как колосья на ветру.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.