Шаманизм - [27]

Чужеземец вскочил на ноги, удивленный, взволнованный, не зная, радоваться ему или страшиться. Но красавица медленно подвигалась к нему и, опуская глаза, шептала тихим голосом: „Разве ты боишься меня, прекрасный чужеземец? Я приношу награду победителей, забвение страданий, чашу наслаждений“…

Посвящаемый колебался; тогда, словно охваченная усталостью, нубийка опустилась на ложе и, не отрывая глаз от чужеземца, окутывала его молящим взглядом, словно влажным пламенем.

Горе ему, если он поддавался соблазну, если он склонялся к ее устам и, пьянея, вдыхал тяжелое благоухание, поднимавшееся от ее смуглых плеч. Как только он дотрагивался до этой руки и прикасался губами к этой чаше, он терял сознание в огневых объятиях… Но после удовлетворения своего желания выпитая им влага погружала его в тяжелый сон.

После пробуждения он почувствовал себя покинутым и охваченным глубоким отчаянием. Висячая лампа бросала свет на измятое ложе. Кто-то стоял перед ним – это был иерофант. Он говорил ему: „Ты остался победителем в первых испытаниях. Ты восторжествовал над смертью, над огнем и водой, но ты не сумел победить самого себя. Ты, стремящийся на высоты духа и познания, ты поддался первому искушению чувств и упал в бездну материи. Кто живет рабом своей плоти, тот живет во мраке. Ты предпочел мрак свету, оставайся же в нем!

Я предупреждал тебя об ожидавших тебя опасностях. Ты сохранишь жизнь, но потеряешь свободу, ты останешься под страхом смерти рабом при храме“.

Если же посвящаемый опрокидывал чашу и отталкивал искусительницу, тогда двенадцать неокоров с факелами в руках окружали его и вели в торжественное святилище Изиды, где иерофанты в белых облачениях ожидали его в полном составе. В глубине ярко освещенного храма находилась статуя Изиды из литой бронзы с золотой розой на груди, увенчанная диадемой о семи лучах. Она держала своего сына Горуса на руках. Перед богиней глава иерофантов в пурпурном облачении принимал посвящаемого, который под страшным заклятием произносил обет молчания и подчинения. Вслед за тем его приветствовали как брата и будущего посвященного. Перед этими величавыми Учителями вступивший в храм Изиды чувствовал себя словно в присутствии богов. Переросший себя самого, он входил в первый раз в область вечной Истины.

Так вступал принятый ученик на порог истины, и теперь начинались для него длинные годы труда и обучения. Прежде чем подняться до Изиды Урании, он должен был узнать земную Изиду; подвинуться в физических науках. Его время разделялось между медитациями в своей келье, изучением иероглифов в залах и дворцах храма, не уступавших по обширности целому городу, и уроками учителя. Он проходил науку минералов и растений, историю человека и народов, медицину, архитектуру и священную музыку. В продолжение этого долгого ученичества он должен был не только приобрести познания, но и преобразиться, достигнуть нравственной силы путем отречения.

Древние мудрецы были убеждены, что человек может овладеть истиной лишь тогда, когда она станет частью его души. Но в этой глубокой работе внутреннего творчества ученик предоставлялся самому себе. Его учителя не помогали ему ни в чем и часто удивляли его своей холодностью и равнодушием. В действительности же, он подвергался самому внимательному наблюдению.

Его обязывали к исполнению самых неумолимых правил, от него требовали абсолютного послушания, но перед ним не раскрывали ничего, переступающего известные границы. На все его тревоги и на все его вопросы отвечали одно: „Работай и жди“. И тогда он поддавался вспышкам возмущения, горькому сожалению, тяжелым подозрениям: не сделался ли он рабом смелых обманщиков, овладевших его волей для собственных целей?

Истина скрывалась от него, боги покидали его; он был одинок и в плену у жрецов храма. Истина являлась ему под видом сфинкса, и теперь сфинкс говорил: я – Сомнение! И крылатый зверь с бесстрастной головой женщины и с когтями льва уносил его, чтобы растерзать на части среди жгучих песков пустыни.

Но эти тяжелые кошмары сменялись часами тишины и божественного предчувствия. И тогда он начинал понимать символический смысл испытаний, через которые он проходил, когда вступал в храм, ибо темнее бездонного мрака того колодца, который грозил поглотить его, являлась бездна неизведанной истины; пройденный огонь был менее страшен, чем все еще сжигавшие его страсти. Ледяная и темная вода, в которую он должен был погрузиться, была не так холодна, как сомнения, затоплявшие его душу в часы духовного мрака.

В одном из зал храма в два ряда тянулись священные изображения, такие же, как те, что ему объясняли в подземной пещере в ночь первых испытаний; они изображали двадцать две тайны бытия. На этих тайнах, которые давали угадывать лишь на пороге оккультного обучения, основывалось все богопознание; но нужно было пройти через все посвящения, чтобы вполне понять их. С той первой ночи ни один из учителей не говорил с ним о них.

Ему разрешалось лишь прогуливаться в этой зале и размышлять над символическими изображениями. Он проводил там долгие часы уединения. Посредством этих образов, целомудренных и важных, невидимая, неосязаемая истина проникала медленно в сердце ученика. В немом общении с этими молчаливыми божествами без имени, каждое из которых, казалось, стояло во главе одной из сфер жизни, он начинал испытывать нечто совершенно новое: сперва углубление в суть своего существа, а затем –