Шаляпин в Петербурге-Петрограде - [8]

раскрывшийся талант артиста, стремились помочь ему, поделиться опытом.

Встречи у Андреева часто заканчивались в ресторане Лейнера на Невском, в

доме №18/12. Это огромное здание, фасады которого выкрашены в желтый цвет,

выходит одной стороной на набережную Мойки (в начале XIX века здесь была

знаменитая кондитерская Беранже и Вольфа), другой на Невский проспект,

третьей — на Большую Морскую (ныне улица Герцена).

Ресторан помещался во вторам этаже со стороны Большой Морской. Это

был своеобразный артистический клуб. Репортер газеты «Курьер» недоумевал:

«Ресторан, где скверно кормят, отвратительное низкое помещение, с начала

вечера наполняющееся табачным дымом и испарениями, но куда почему-то

собираются каждый вечер представители всех «свободных профессий» —

артисты, художники, литераторы...»

Посетителей привлекали непринужденная атмосфера, интересная публика.

Здесь можно было не только поужинать и отдохнуть после спектакля, но и

поговорить о последних театральных новостях, завести нужные знакомства.

Публика собиралась часто яркая, талантливая, шумная. Завсегдатаем был

Мамонт Викторович Дальский, в ту пору артист Александрийского театра. В

ресторане Лейнера и произошло знакомство Шаляпина и Дальского.

Когда Шаляпин приехал в столицу, Мамонт Дальский был хорошо известен

в Петербурге. С огромным сценическим темпераментом играл артист Гамлета,

Отелло, Чацкого, Незнамова в драме «Без вины виноватые», Рогожина в

«Идиоте», самую любимую свою роль — актера Кина в пьесе А. Дюма-отца

«Кин, или Гений и беспутство». Известен был он и своей бурной богемной

жизнью. «Игра — моя жизнь», — любил говорить Дальский. Его дерзкая

бравада, картежные баталии, кутежи с цыганами принесли ему славу «русского

Кина», как часто называли его поклонники.

Самыми захватывающими из петербургских впечатлений Шаляпина были

театральные. В императорские театры попасть было трудно — слишком дорогие

билеты, — но зато Шаляпин старался не пропускать спектаклей заезжих трупп и

доступных ему различных благотворительных концертов. Так, осенью 1895 года

он оказался в летнем театре в Петергофе на спектакле, в котором участвовали

артисты Александрийского театра М. Г. Савина, К. А. Варламов, П. Д. Ленский и

молодой тогда Ю. М. Юрьев. На следующий день Шаляпин случайно

встретился с Юрьевым в конторе императорских театров и познакомился с ним.

Певец рассказал о своей не слишком удачной жизни начинающего артиста, а при

прощании попроси контрамарку в театр. Юрьев не забыл об этом и вскоре

пригласил Шаляпина на спектакль, провел за Кулисы и в зрительный зал. В тот

день шел «Гамлет». Юрьев играл в этом спектакле Лаэрта, Дальский — Гамлета.

Шаляпин был потрясен игрой Дальского.

Они быстро сблизились, стали друзьями. Шаляпин переселился в гостиницу

«Пале-Рояль» и снял номер рядом со своим кумиром.

У гостиницы, в которой жили друзья, было не только эффектное название,

но и громкая реклама. «Большой меблированный дом «Пале-Рояль». Санкт-

Петербург, Пушкинская ул., дом 20, близ Николаевского вокзала. 175

меблированных комнат от 1 рубля до 10 рублей в сутки, включая постельное

белье». Объявление завершалось загадочным предупреждением: «Просят

извозчикам не верить». Вероятно, извозчикам была известна истинная

репутация гостиницы. Впрочем, каждый, кто сюда попадал, сам убеждался в

том, что громкая реклама была обманчива. Громоздкое здание, напоминавшее

Шаляпину вещевой склад — цейхгауз, давило на небольшое пространство

улицы, на соседние дома, и памятник Пушкину работы скульптора А. М.

Опекушина казался здесь особенно крошечным и неуместным.

В «Пале-Рояле» Шаляпин и Дальский жили на пятом этаже. «В мое время

сей приют был очень грязен, — вспоминал певец, — единственное хорошее в

нем, кроме людей, были лестницы, очень отлогие. По ним было легко взбираться

даже на пятый этаж, где я жил в грязненькой комнатке, напоминавшей «номер» в

провинциальной гостинице». Но пыльные портьеры, грязь и насекомые в

комнатах тогда не омрачали его существования. Шаляпин был неразлучен с

Дальским. Их роднили удаль, молодечество, желание эпатировать буржуа,

которые были свойственны молодому Шаляпину не меньше, чем Дальскому.

Правда, у Дальского стремление эпатировать заходило иногда слишком

далеко. Однако, несмотря на беспутство, необузданность, вспыльчивость,

Дальский, по словам театрального критика А. Кугеля, «был способен к хорошим

порывам, и душа его была не мелкая». Добрым порывом было, несомненно,

дружеское и одновременно отеческое отношение к начинающему артисту.

Дальский был незаурядным актером. Режиссер В. Э. Мейерхольд высоко

ценил талант трагика и вспоминал его слова: «Не должно быть у актера

совпадения личного настроения с настроением изображаемого лица — это