Шакарим - [43]
Но вот в конце того же месяца марта, решив, что земля достаточно подсохла и пора выводить скот, отсиживавшийся на зимовках народ начинает кочевать на равнину. Кто верхом, кто пешком гонят скот. Когда ягнята устают, кочевье останавливается, давая отдых животным, к мамашам пускают ягнят кормиться. Подростки-погонщики, моментально соорудив мяч из шерсти, выкопав ямку на поляне, начинают играть с мячом, стараясь загнать его в яму. Вдруг у кого-то срывается вьючный груз, перевозимый с зимовки. Поклажу навьючивают обратно под возмущенные крики верблюдов. Кто-то носится за коровами, чтобы и на них водрузить скарб. Шумят мужчины и женщины, шумят дети.
Молодые табунщики ведут к кочевке отзимовавшие табуны. Пешие жигиты спешат навстречу с уздечками в руках, каждый ловит курыком — длинным шестом с петлей — для себя ездового коня, отгоняя его от остальных лошадей. Табунщики в шерстяных накидках и широкополых шляпах на случай дождя идут за табунами, подгоняя недавно появившихся на свет отстающих жеребят».
У Шакарима есть особый собеседник, свидетель вечной жизни степи — Чингистау. В разговорах с ним повествование обретает иное измерение, позволяющее ощутить сродство со Вселенной и познать все преходящее в конкретной человеческой судьбе. Собственно, Чингистау для Шакарима и есть символ вечности, визуально присутствующий в романе «Адиль и Мария»:
«…И тогда ты, древний Чингистау, сердито глядя исподлобья на откочевывающих, словно говоришь безмолвно: «Всю зиму вы искали защиты у меня, благополучно перезимовали, а сегодня покидаете, оставив одного!.. Ну ничего, еще вернетесь ко мне».
Вершины высоких хребтов точно спрашивают у тебя: «О батыр, куда они направляются? Чем эти люди заняты?» И поглядывают поверх передних невысоких холмов, вытянув к ним, словно руки, каменные хребты, как бы положив ладони им на плечи. И будто требуют: «Ну-ка, подвиньтесь! Наклонитесь!» И низкие вершины у основания горного массива, приговаривая: «Им не видно…» — нагибаются, опускают головы. Но глаза всех, кажется, устремлены на откочевывающий народ.
Кочевой люд весь апрель проводит в долине у твоего подножия, Чингистау. Народ вдоволь пьет молоко. Скот кормится ранней травой, молодняк вовсю резвится, уверенно вставая на ноги. Потом кочевье опять выходит в путь, чтобы достичь жайляу.
…Май, ах этот май! Ах эта майская звезда! Ты всех живых существ заставляешь забыть печали, даешь глубоко глотнуть райский воздух. Но и обманываешь их, обещая вечную жизнь, бесконечное счастье и исполнение надежд. Словно не бывает осени, когда иссыхает колыхавшаяся зеленая трава, разлетаются листья, облетают цветы. Будто не бывает суровой зимы, заметающей долины Чингистау снегом, покрывающей их печальным белым саваном, когда обречены леденеть быстрые прозрачные воды, застывающие, словно ползущие змеи или юнцы на иноходцах, или потерявшие надежду безрадостные, горестные сердца.
Ах май! Ты можешь заставить все живое, весь род человеческий забыть о прошлом и не задумываться о будущем.
Но вот и 15 мая. К этому дню народ возвращается к подножию гор Орда и Догалан.
И теперь, древний Чингистау, вершины будто спрашивают тебя: «О батыр, виден ли народ? Неужели люди опять вернулись сюда?» И ты, утопая в мареве, улыбаясь загадочно, теплее, чем раньше, шевелишь ветром молодую зеленую траву, шумно играешь листьями берез и тополей, словно призывая народ, заполняющий склоны гор: «Сюда, сюда, спешите ко мне!».
Такого поэтичного отображения в казахской прозе до Шакарима, возможно, и не было. Похожие по силе яркие, зримые зарисовки мира кочевья удались почти в те же годы Мухтару Ауэзову в самых ранних его рассказах из цикла «Картины холмистой степи», написанных в 1922–1923 годах. Сегодня. труд-но определить, кто из двух замечательных мастеров слова первым подступился к художественному описанию жизни в казахской степи. Да разве это важно? Гораздо печальнее то, что год за годом в великолепном мире Чингистау могла незаметно пройти человеческая жизнь.
Шакарим все чаще размышлял о необходимости оправдания собственного существования. Мышление художника искало выход. Активность на общественном поприще, способная принести конкретную выгоду, окончательно потеряла привлекательность. В дальнейшем всю предыдущую деятельность на выборных должностях он оценивал весьма скептически. Как, например, в стихотворении «Опечаленный старец»:
К сорока годам он принял, наконец, продуманное решение отойти от суетной борьбы за власть на местном уровне.
Завершалась долгая пора не самых решительных поисков цели жизни, постоянных сомнений и угрызений совести.
Постижения чистого разума
Сорокалетний рубеж стал программной вехой, к которой Шакарим возвращался всякий раз, когда нужно было принять важное в жизни решение. Отталкиваясь от нее, он обозревал прожитую жизнь, обнаруживая ошибки и заблуждения. Не забывал, впрочем, отмечать и очевидные достижения.
Этот поворотный момент отражен в эссе «Зеркало подлинного счастья»:
Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .
Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.