Шакарим - [41]

Шрифт
Интервал

Откуда взяться у казахов знаньям?
Кругом лжецы без всяких дарований.
Я ни одну из тех пяти вещей не встретил.
И не было ни дня без горестных страданий.

Абай поддерживает критический настрой ученика прозой, что звучит в Слове седьмом «Книги слов»:

«Нам бы неустанно ширить круг своих интересов, множить знания, которые питают наши души. Нам бы понять, что блага души несравненно выше телесных, и подчинить плотские потребности велению души. Но нет, не стали мы делать этого. Кликушествуя и каркая, не продвинулись мы дальше навозной кучи у аула… Нет ни искры в груди, ни веры в душе. Чем отличаемся мы от животного, если видим только глазами? В детстве мы были лучше. Тогда мы были человеческими детьми — стремились узнать как можно больше. Сейчас мы хуже скота. Животное не знает ничего, но и не стремится ни к чему. Мы не знаем ничего, но готовы спорить до хрипоты: отстаивая свою темноту, стремимся свое невежество выдать за знания».

Но Абай и Шакарим не были бы истинными творцами, если бы ограничились лишь беспрецедентной в мировой литературе жесткой национальной критикой. Такая критика может стать предметом искусства, только когда будет преодолена самим же искусством. Подлинное художественное произведение должно нести жизнеутверждающую идею. Иначе восточная поэма предстанет собранием нравоучений, а «Книга слов» превратится в сборник утомительных назиданий.

Удивительным образом критика, которой Шакарим завершает поэму, лишь четче фиксирует лейтмотив всей поэмы: жизнеутверждающую веру в силу любви. Автор, по сути, призывает читателя не замыкаться в критическом поле, а идти дальше, посвятив жизнь обретению непосильной — пока — ноши из пяти добродетельных качеств:

Чтобы понять меня, используй путь иной:
Внимай мне слухом внутренним, мой дорогой!
Не верь, что нет достоинств у казахов.
Их просто разом все не заберешь с собой.
Не опасайся, что не сможешь их найти.
Не верь, что у страны нет доброго пути.
Ведь разуму подвластны все деянья.
Пока ты жив, ищи их, чтоб вперед идти.

Абай был рад высокому творческому потенциалу Шакарима. Ему понравилась поэма «Лейли и Меджнун» в исполнении ученика, и он признал в нем наконец достойного продолжателя дела, которому посвятил жизнь.

Что касается поэмы «Лейли и Меджнун», то в сущности Шакарим создал именуемое восточным словом «назира» (ответ) поэтическое произведение, написанное по мотивам какого-либо прославленного литературного шедевра. В назира не меняются фабула, основные персонажи, стихотворный размер исходного произведения, но допускается вносить изменения в сюжетные ответвления, трактовку ключевой идеи.

Шакарим в целом сохранил традиционную композицию поэмы. В ней есть, как полагается, вступление, кульминация, развязка. Но прибавились сюжетные линии и своеобразные авторские ремарки, глубокие и неожиданные по содержанию. В предисловии автор задается вопросами о том, «что казахи знают о любви» и знакома ли им поэзия Востока. Повторив имена восточных поэтов из известного четверостишия Абая, он отдает дань уважения своему учителю:

Любовь сильна поистине тогда,
Когда живет и в сердце, и в крови.
<…>
Шамси, Навои, Саади, Физули,
Кожа Хафиз, Фирдоуси, Сайкали —
Всех выше вознеслись. Они согреть
Весь мир в лучах поэзии смогли.

Почитая историю Меджнуна и Лейли за образец «той самой истинной любви», Шакарим адресует читателя к образу поэта «из стен Багдада Физули», который, «как никто другой, сумел события красиво передать». Это уважение к своему предшественнику казахский поэт сопровождает признанием:

Но книгу Физули лишь год назад
Мне довелось случайно отыскать.

«Жил в Аравии богач, всего у него было в достатке» — так начинает повествование Шакарим. Но у купца нет детей. В полном соответствии с казахским поверьем «много пожеланий породят и море», которое приводит автор, богач постоянно угощает людей, чтобы они пожелали ему наследника. И щедрость вознаграждается. У купца рождается сын Кайыс, описанию облика которого Шакарим придает мотив чудесного:

От всех иных отлично обликом дитя,
Увидев раз, захочешь видеть час спустя.
Лицо его таинственным лучится светом.
Невольно ясный лик полюбишь не шутя.
Одарит теплый свет тебя томленьем,
Как будто стать готов твоим виденьем.
Но почему он нравится — неясно.
Пред ним ты замираешь с удивленьем.

Однако Кайыс растет неспокойным, никто не может остановить его постоянный плач. Однажды няня, прогуливаясь с ребенком, встречает подругу, тоже няню, с маленькой плачущей девочкой на руках — это Лейли, дочурка богатого феодала. Увидев друг друга, малыши перестают плакать. Няни решают найти возможность не разлучать детей.

В этом фрагменте Шакарим выводит новый, не встречавшийся у предшественников персонаж — старуху-кормилицу, которая соглашается воспитывать Кайыса и Лейли. У старухи, никогда не имевшей детей, как только она берет на руки Кайыса, внезапно появляется молоко. Но при попытке поднести к груди Лейли — молоко исчезает.

Дети подрастают, учатся в школе, дружба переходит во влюбленность. Встревоженная мать запрещает Лейли ходить в школу, запирает ее дома. От тоски Кайыс постоянно теряет сознание. Но отказывается от лечения и убегает в пустыню. В глазах людей он — меджнун (одержимый, сумасшедший). Родители Кайыса просят отца Лейли разрешить соединить их судьбы, но тот отказывает, считая, что Меджнун — не пара его дочери.


Рекомендуем почитать
Кончаловский Андрей: Голливуд не для меня

Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .


Четыре жизни. 1. Ученик

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.


Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Курчатов Игорь Васильевич. Помощник Иоффе

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Гопкинс Гарри. Помощник Франклина Рузвельта

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Веселый спутник

«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.