Шахматный дуэт - [46]

Шрифт
Интервал

Ну, а когда в 1929 году, через 1900 лет после казни Иисуса, образ римского прокуратора разрабатывал Михаил Булгаков для романа «Мастер и Маргарита», Христоний созерцал движения души писателя и даже «консультировал» его по отдельным моментам. И было это, выходит, уже после Второго Шахматного Турнира…


И теперь, когда в разгаре Третий Турнир, спокойствие и невозмутимость Христония ещё сильнее, чем прежде, зародили в Люциане периодически пробуждающееся нотки страха. Страха перед поражением…


4

— Ну, брат, ты сегодня, видать, в проигрыше, — подвёл итог Петрович, сидя в машине за партией шахмат с Палычем. Играли они, как обычно, на стоянке такси.

— О-о! А вот и твой главный клиент, — с хитринкой подметил Палыч, глядя на приближающуюся к ним девушку. — Если хочешь быть свободным, я согласен на ничью. А коль нет, буду тянуть защиту до последней капли интеллекта.

— Так ты уже и тянешь: за хвост свою халяву…

Не успел Петрович договорить (а Палыч — переварить его слова), как по взгляду Каролины он понял: что-то случилось. А тем более — после нового сна. Так Каролина хотела не лишиться этой встречи с Виктором, что отказалась вчера вечером от ночлега на новом месте — в доме Николая Петровича.

— Доброе утро, господа гроссмейстеры!

— Здравствуй, дочка!

— Привет, молодёжь!

— Эй, пенсионерия, — перевёл взор Петрович на дружка. — Жалко мне видеть, как ты мучаешь своего чёрного короля. Пойду-ка я лучше с молодёжью пообщаюсь.

— Ну, иди, иди. Только помни: уход с поля боя без окончания сражения приравнивается к бегству, тот есть к поражению.

— Вот я и поражаюсь, полководец ты наш, твоему беспардонству.

— Эй, господа таксисты-шахматисты, вы только не ссорьтесь из-за меня, пожалуйста, — забеспокоилась Каролина.

— Не волнуйся, дочка, — рассмеялся Петрович. — Мы и сейчас общаемся на той волне, которая шторма не вызовет. Ведь недаром уже лет тридцать дружбу ведём. Не так ли, пехота?

— Так ли, так ли, граница.

— Спасибо вам, Палыч, большое! — неожиданно сказала Каролина.

— А за что мне такие почести, красавица? — с тенью недоумения на лице спросил старик.

— Да просто так. Хорошая погода! — улыбаясь, ответила девушка. — А ещё вы мне напомнили, что Николай Петрович — бывший пограничник.

— Ну, и что. Какая с этого польза?..

Но Каролина уже не могла ответить на этот почти риторический вопрос. Она вместе с Петровичем отошла в сторону и вкратце рассказала о последнем сне с его необычной концовкой и о своих опасениях за Виктора.

— Так, так… Интересно, — задумчиво произнёс Николай Петрович и стал раскладывать на логические части финальную фразу. — В следующем сне… Мы будем спасать тебя… Именно во сне спасать?.. А расскажи-ка, дочка, ещё раз концовку сна — максимально подробно. И о своих ощущениях тоже. Тут любая мелочь может иметь большое значение.

Каролина в очередной раз оживила в памяти эти эпизоды сна, заметив для себя, что они воспринимаются уже менее ярко, чем после пробуждения.

— Значит, так… Когда мы возвращались и уже приблизились к Острову, Виктор, то есть Яросвет… Мне показалось, он хотел проявить ко мне знак внимания и сказать что-то важное. Но вдруг… стал терять высоту. И в этот момент появился, словно из облака, тот самый мальчик — Серёжа… Он был чем-то обеспокоен. Он выкрикивал имя своей мамы: Алла, Аллочка… И тут же, то ли мальчик мгновенно вырос, то ли вместо него появился кто-то другой, но в третий раз это имя было произнесено мужским голосом… От неожиданности я даже вздрогнула.

— То есть, ты не видела облика говорящего мужчины?

— Не видела.

— И не видела, что произошло в этот момент с обликом мальчика?

— Тоже не видела.

Николай Петрович сосредоточился ещё больше, будто созерцал нечто невидимое для других.

— Интересно, видел ли облик кого-либо из них Яросвет? — спросил он. — А как, с какой интонацией произнёс этот, условно говоря, мужчина-невидимка имя мамы мальчика?

— Как?.. По-моему, с каким-то ехидством… В общем, восприятие осталось негативное, хоть и слова эти ласковые по своей структуре: «Моя Аллочка!».

— Моя Аллочка! — повторил Петрович. — Аллочка… Моя… Дальше рассказывай.

— Затем Яросвет спросил: «Кто это?».

— Похоже, его впечатлило появление мужчины… И что же прозвучало в ответ?

— Искусствовед… И ещё его фамилия. Вот только не вспомню точно: Рубицкий, Рубецкий или, может, Рубинский…

— На данный момент для нас важнее не точность фамилии, а сам факт её наличия.

— То есть Вы хотите сказать, что… эта фамилия реальная — фамилия реального человека?

— Я думаю, да.

— А я до сих пор удивляюсь тому, что Яросвет мгновенно, во сне, получил ответ на свой вопрос — и прозвучала эта фамилия.

— А это такая скорая помощь. Как, впрочем, и вся концовка сна.

— Только вот как Виктору помочь? Что ему может угрожать?..

— Что — мы пока не знаем. А вот кто — так это тот самый искусствовед.

— Можно по интернету поискать: есть ли искусствовед с фамилией Рубицкий, Рубецкий или Рубинский… Рубец… Стоп! По-моему всё-таки фамилия Рубецкий, ведь когда я её во сне услышала, у меня на мгновенье возник образ человека с рубцом. И после этого стало невозможно держать высоту, и мы упали на берег Острова… Ещё вспомнила одну деталь: после падения мелькнул облик того, кто в предыдущих снах был под именем Арафей — Учитель. И ещё чей-то облик. Тёмный, расплывчатый… Наверное, этого искусствоведа.


Еще от автора Виталий Владимирович Бабич
Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Рекомендуем почитать
Зуд

С тех пор, как в семью Вадима Тосабелы вошёл посторонний мужчина, вся его прежняя жизнь — под угрозой. Сможет ли он остаться собой в новой ситуации?..


Несерьёзные размышления физика

Книга составлена из отдельных небольших рассказов. Они не связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Это встречи с разными людьми, смешные и не очень эпизоды жизни, это размышления и выводы… Но именно за этими зарисовками обрисовывается и портрет автора, и те мелочи, которые сопровождают любого человека всю его жизнь. Просто Борис Криппа попытался подойти к ним философски и с долей юмора, которого порой так не хватает нам в повседневной жизни…


Альянс

Роман повествует о молодом капитане космического корабля, посланного в глубинные просторы космоса с одной единственной целью — установить местоположение пропавшего адмирала космического флота Межгалактического Альянса людей — организации межпланетарного масштаба, объединяющей под своим знаменем всех представителей человеческой расы в космосе. Действие разворачивается в далеком будущем — 2509 земной календарный год.


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…