Шахматная доска - [15]

Шрифт
Интервал

— Блестяще!

— Так вот, с компьютером это невозможно.

После передачи Гаспаров был вне себя от ярости. Словно заведенный, он ходил вокруг роскошного дивана и, постоянно повышая голос, задавал один и тот же вопрос:

— Вы знали, что на них работает Тодоров? Знали? Я буду играть против компьютера или Тодорова? Вам ведь это было известно, да?

— Анни, успокойся, мы тоже ничего не знали.

— Тодоров. Тодоров — это уже не просто какой-то там «Нью Кинг»! Он изучал мои партии! Изучал не один год! Тодоров знает, как я играю, он мог многое им подсказать! Почему они пригласили именно его? Потому что он играл со мной лучше других! Именно он был ближе всех к победе! Машина плюс человек — это уже не просто машина!

— Я думаю, что и в прошлом году гроссмейстеры помогали «Пинтелу».

— Может быть, и помогали какие-то там шахматисты, но не Тодоров же! Ребята, это уже не просто исследование возможности компьютера и человека! Если они настраивают компьютер исключительно против игры со мной, то это уже совсем другое дело!

— Анни, угомонись. Прежде всего тебе нужно успокоиться. Ты же понимаешь, что все равно против тебя будет играть кусок железа. Его программировали люди. Ты сделаешь гениальный ход, и эта бандура зависнет. Он ничего не сможет противопоставить тебе, ты же сам это знаешь.

— Я-то знаю, но Тодоров.


Следующим утром Гаспарову впервые показали студию, в которой будет проходить поединок. Павильон походил на обычную гостиную в американском доме с той лишь разницей, что повсюду стояли камеры и охранники. Количество последних сильно озадачило Гаспарова. Этаж напоминал засекреченный объект. Не иначе. Повсюду ходили какие-то люди. С рациями и пистолетами. В форме и в штатском. Они охраняли каждую дверь, каждый коридор, каждое кресло. Одни вышибалы подстраховывали других, и Гаспарову тщательно объясняли, в какие комнаты он не имеет права заходить.

— Эй, ребята, это всего лишь игра!

— Господин Гаспаров, сюда нельзя. И будьте, пожалуйста, осторожны, здесь провода.

Километры проводки стали вторым запомнившимся удивлением того дня. Повсюду: на стенах, по полу и на потолке тянулись тысячи кабелей и шнуров. Словно дороги огромного города, они соединяли между собой сотни компьютеров. Куда бы в тот день ни посмотрел русский шахматист, взгляд натыкался на автострады цветных проводов.

— Миш, для чего все эти кабели? — спрашивал Гаспаров.

— Бес их знает.

— Ты видишь, сколько их здесь?

— Господин Гаспаров, простите, но сюда вам тоже нельзя.


За так называемым дружеским обедом организаторы турнира разъяснили Гаспарову все тонкости регламента матча. Это и это можно, это и это нельзя. Среди прочего Гаспарову запрещалось не только разговаривать с собственными секундантами, но и просто смотреть в зал.

— Погодите-ка! — поставив на стол бокал вина, возмутился шахматист. — У вас там вокруг компьютера ходит десяток человек. Я помню, как это было в прошлом году. Один, другой. Я просчитываю тысячи ходов, а вы попиваете сок и улыбаетесь камерам! Вы смотрите в потолок, а я должен думать еще и о том, чтобы случайно не посмотреть в зал?

— Мы знаем, что вам могут подсказать!

— Кто мне может подсказать? Что мне могут подсказать? Вы в своем уме?

— Так или иначе, вы не имеете права смотреть в зал.

— Бред какой-то.


Все последующие дни были отданы отдыху и подготовке. Никаких встреч с ребятами из «Пинтела», никаких интервью. Сон, тренировки, прогулки в парке, размышления и сон. Последние перед самой важной в истории человечества игрой часы. Долгие минуты надежд, предположений и ожиданий. Стратегии и догадки. Задачи и мечты.

В субботу вечером, перед тем как пожелать членам команды добрых снов, Гаспаров долго стоял у окна. Он смотрел на вечерний Нью-Йорк и думал, что вполне мог бы попробовать дебют, к которому собирался прибегнуть в следующем году. Его новый план мог свести с ума любого человека, а уж машину тем более. Ход за ходом, Гаспаров представлял передвижения фигур и, прокрутив партию до конца, останавливал ток в проводах. Он видел, как во всем Нью-Йорке на секунду погасал свет, и в темноте его пешки делали свое дело. Великая партия была выиграна. Им. Нью-Йорк загорался вновь, и компьютер взрывался. Машина, — говорил городу Гаспаров, — больше никогда не покусится на святую святых — человеческий разум.


С самого утра Анатолий находился в прекрасном настроении. Члены команды это сразу отметили. Гаспаров шутил и за завтраком, и по пути в студию, и поднимаясь в лифте, и даже садясь за шахматный стол.

В те минуты секунданты не сомневались, что матч начнется со счета 1:0 в пользу человека. Когда Гаспаров находился в таком состоянии, его невозможно было обыграть. Ни смерть, ни даже самый сильный на свете компьютер не смогли бы обыграть улыбающегося Гаспарова.

— Миш, слушай, я сегодня утром вспомнил смешную историю про Фишера.

— Очередную.

— На одном турнире, в середине партии он вдруг оторвался от доски и яростно, как мог только он, вскрикнул: «Девочка в двенадцатом ряду, немедленно прекрати сосать леденец!» — «Но это только третий», — возмущенно ответила восьмилетняя поклонница шахмат. «Седьмой! Маленькая лгунья! Думаешь, я не считал?»


Еще от автора Саша Филипенко
Травля

«Травля» — это история о том, что цинизм и ирония — вовсе не универсальная броня. Герои романа — ровесники и современники автора. Музыканты, футболисты, журналисты, политтехнологи… Им не повезло с эпохой. Они остро ощущают убегающую молодость, может быть, поэтому их диалоги так отрывочны и закодированы, а их любовь не предполагает продолжения... «Травля — цепная реакция, которая постоянно идет в нашем обществе, какие бы годы ни были на дворе. Реакцию эту остановить невозможно: в романе есть вставной фрагмент антиутопии, которая выглядит как притча на все времена — в ней, как вы догадываетесь, тоже травят».


Кремулятор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бывший сын

Роман «Бывший сын» — о беларусах, покинувших родину. Основан на реальных событиях современной беларуской истории. Он начинается с трагической сцены давки на Немиге, рассказывает о выборах и заканчивается событиями на Площади в 2010 году. Главный герой Франциск попадает в толпу в 1999 году и впадает в кому. За долгое время болезни никто, кроме его бабушки, не верит, что Франциск поправится. К нему в палату приходит друг, делится новостями, впечатлениями, и беларуская реальность протекает параллельно с метафорическим сном героя.


Возвращение в Острог

Есть городок, где градообразующее предприятие — тюрьма. Есть детский дом, в судьбах обитателей которого мелькнул проблеск счастья. Ситуации, герои, диалоги и даже способы полицейских пыток — всё взято из жизни. И проклятый вопрос о цене добра, которое почему-то оборачивается злом, тоже поставлен жизнью. Точнее — смертью.


Красный Крест

«Красный крест» — две пересекающиеся истории, одна из которых началась в прошлом веке и заканчивается сейчас, со смертью ее героини. А героиня другой жила сейчас и уже умерла, но ее история продолжается, просто уже без нее. Да, собственно, и первая история продолжается тоже... Роман затрагивает тему сталинских репрессий, Великой Отечественной Войны, отношения к женам и детям «врагов народа». Саша Филипенко рассказал о том, о чем в Советском Союзе говорить не разрешалось. В романе представлены копии писем, отправленных в НКИД комитетом «Красного креста», а также отказов НКИДа отвечать на эти письма.


Замыслы

Герой романа «Замыслы» — яркий, парадоксальный, необычный и остро современный персонаж — профессиональный телевизионный юморист, придумывающий шутки для телеведущих. Дело это непростое. Особенно если сегодня днем тебя уволили, с женой ты только что развелся, а утром от тебя сбежал кот… «За внешней легкостью романа скрывается очень широкий спектр освещаемых проблем. Читатель следит за тем, как замыслы главного героя раскрываются перед всем миром в его блоге, при этом без его ведома. Личная жизнь и мысли из прошлого становятся достоянием общественности, и параллельно этому по крупинке рушится настоящее».


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.