Шах-наме - [18]

Избавился воитель от забот.

К себе гонца призвал он, просветленный!

С ним разговор повел он благосклонный:

«Ты сыну моему скажи добром,

Что целью он бессмысленной влеком,

Но должен я обет исполнить строго

И для обмана не искать предлога.

Едва зарей развеется туман,

Я поведу свои полки в Иран».

Он вестнику дирхемов дал немало,

Сказал: «Скачи, не делая привала».

Полкам велел он двинуться назад,-

Ликует рать, и воевода рад.

С позором гургасаров заковали,—

Шли пленники и стоны издавали.

Едва лишь первый луч во тьме блеснул,

В степи поднялся богатырский гул.

Смешался голос трубный с барабанным,

И громы раздались над ратным станом.

То двинулся в Иран воитель Сам,—

Отрадно возвращаться: храбрецам!

Помчался к Залю, не смыкая вежды,

Гонец победы, счастья и надежды.

Синдухт узнает о поступке дочери

У двух влюбленных — так пошли дела —

Посредница болтливая была.

От милой к милому носила вести,

От жениха — к возлюбленной невесте.

Призвал сладкоязыкую Дастан,

Поведал весть великую Дастан:

«Скажи царевне, мига не теряя:

«О кроткая луна, о молодая!

Слова, теснясь, томятся взаперти.

Дай выход им: должна ты ключ найти.

Посланец, мой наказ исполнив с честью,

От Сама прибыл со счастливой вестью».

Проворно ей письмо вручил храбрец,

Посредница помчалась во дворец.

К царевне понеслась она поспешно:

Письмо от Заля было так утешно!

Царевна, ей оказывая честь,

Дирхемы ей дала, велела сесть.

Повязку, сделанную в Индостане,

Такую, что не видно было ткани:

Основа и уток — рубин, алмаз,—

Каменья скрыли золото от глаз,

Два перстня дорогих, златоузорных,

Сверкавших, как Юпитер в высях горных,—

Послала Рудаба Дастану в дар,

А с перстнями — речей сердечный жар.

Посредница пошла, хотела скрыться,

Как вдруг ее заметила царица.

Та женщина, в душе почуяв страх,

Облобызала пред царицей прах.

Душа Синдухт исполнилась тревоги:

«Скажи: откуда ты? С какой дороги?

Идешь — боишься на меня взглянуть,

Стремишься незаметно проскользнуть.

Иль без тебя нет у меня заботы?

Ты лук иль тетива? Не знаю, кто ты!»

А та: «Мне надо прокормиться здесь,

На все я руки мастерица здесь,

Царевне продаю уборы, платья,—

Я прииесла их. Разве стану лгать я?»

Синдухт в ответ: «А ну-ка, покажи.

Меня ты успокой, не бойся лжи».

«Две вещи продала, — ей было мало,

Она меня за новыми послала».

«Так деньги покажи ты мне скорей,

Мой гнев ты остуди, водой залей!»

«Мне велено до завтра ждать уплаты,

А значит, денег нет, понять должна ты!»

Тогда, решив, что речь ее — вранье,

Разгневалась царица на нее.

За пазухою, в рукавах искала

Письмо, — обман в ее словах искала.

И вот пред нею — дорогой наряд,

Уборы блеском золотым горят!

Как пьяная, от боли, недоверья,

Она вошла в покои, хлопнув дверью,

Явиться приказала Рудабе,

Ланиты исцарапала себе,

Из двух нарциссов проливала слезы,

Пока росою не сверкнули розы:

«Дитя мое, ты, как луна, светла,—

Зачем дворцу ты яму предпочла?

Не о тебе ль, как долг велит издавна,

И тайно я заботилась и явно?

Зачем же хочешь ты меня терзать?

Должна ты мне всю правду рассказать;

Кто эта женщина? Зачем приходит?

Кем послана? Кого с тобою сводит?

Кто этот муж, который дорогих

Подарков удостоился твоих?

Арабскому венцу, отцовской власти

Ты вместо счастья принесла несчастье.

Свой род и имя ты не опорочь…

Зачем я родила такую дочь!»

Потупилась царевна молодая,

От срама и тревоги обмирая.

Печали влага хлынула из глаз,

Нарциссов кровь на щеки пролилась:

«О матушка, о мудрая царица!

Моя душа в силках любви томится!

О, если б ты меня не родила,

Я ни добра не знала бы, ни зла!

Едва Дастан в Кабуле поднял знамя,

Любовь к нему меня повергла в пламя.

Жить без него? Убьет меня тоска,

Весь мир его не стоит волоска!

Узнай: меня он видел, мой любимый,

В знак нашей клятвы руки с ним сплели мы.

К владыке Саму поскакал гонец,

И сыну свой ответ сказал отец.

Могучий Сам противился вначале,

Потом слова согласьем зазвучали.

С той женщиной мне Заль прислал привет,

Мои подарки — витязю ответ».

Смутилась от речей таких царица:

Ей лестно было с Залем породниться.

Ответила: «Пусть выбор твой хорош,

На свете Залю равных нет вельмож,

Он славный сын могучего владыки,

В нем ясная душа и ум великий,

Достоинств много, родом он высок,—

Все качества затмил один порок.

Разгневается сердце шаханшаха,

Он весь Кабул сровняет с тучей праха:

Не хочет он, чтоб мы пошли вперед,

Чтоб на земле возвысился наш род».

Ту женщину царица обласкала:

Мол, не могла понять ее сначала.

Царевну спрятав и замкнув замок,

Чтоб ей никто совет подать не мог,

Пошла в слезах и улеглась в постели,

Ее тоска и горе одолели.

Михраб узнает о поступке дочери

Михраб счастливый вышел из шатра,—

В Дастане он обрел исток добра.

Увидел он: лежит в слезах супруга,

Лик побледнел, как будто от недуга.

Спросил в тревоге: «Что тебя томит?

Увяли лепестки твоих ланит!»

В ответ Михрабу молвила царица:

«Моя душа грядущего страшится.

Что будет с этой радостной страной,

С арабскими конями и казной,

С твоим дворцом, с послушными рабами,

С твоим венцом, с цветущими садами,

С царевной, что блистает красотой,

С величьем, славой, жизнью прожитой?

Пусть твой венец и трон блестят победно —

Со временем уйдут они бесследно.

Как ни старайся, их отнимет враг,

Деянья наши обратятся в прах.

Окажется в гробнице наша слава: