Шаги по земле - [7]

Родители выкапывали картофель, а я играла рядом, развлекая себя незаметными вещами: ломала сухие стебли, вертела их в руках, сгоняла ими прозрачных мотыльков со скрипучей свекольной ботвы. Затем пошла дальше по огороду, наклонилась над подсохшим кустиком паслена, сорвала чернильную ягоду и потянула в рот.

— Выбрось! — крикнул отец, заметив это. — Паслен нельзя есть.

Я послушалась, а через минуту мое внимание привлек сверчок, усевшийся на выкопанном картофеле. Ссыпанные горкой клубни образовывали целую пирамиду! Сверчок был в яркой зеленой одежде, что его хорошо выделяло на окружающем фоне, и имел веселые глаза. Я потянулась, чтобы достать его, взобралась на горку, но под весом моего тельца влажноватые картофелины покатились вниз и в стороны. Я не удержалась на ногах, упала на спину и съехала по ним до самой земли, развернув почти всю горку, и в тот же миг забыла о виновнике своих стараний.

— Доця паля, — сказала я, извещая родителей, что отдаю отчет происходящему и тем успокаивая их.

— Ничего, — откликнулась мама. — Доця встанет и побежит.

— Доця танет, — повторила я, поняв это как дельный совет, затем перекатилась на бок, встала на четвереньки и ловко поднялась на ножки.

Вдруг снова послышалось знакомое стрекотание — пение сверчка. Теперь он сидел на кусте георгин и будто звал меня за собой — при моем приближении, когда я еще не намеревалась потрогать его, а лишь хотела рассмотреть внимательные умные глаза, снимался и скакал дальше во двор. Я погналась за ним, преодолела несколько метров, снова едва не упав, а потом, поняла, что не догоню. Ничего не оставалось, как развернуться и бежать назад к родителям. И здесь я увидела приоткрытую входную дверь.

Что-то меня поразило, какое-то несоответствие приобретенным представлениям о мире. Но что это было и где оно было? Я остановилась, в раздумье осмотрелась по сторонам и снова устремила заинтересованный взгляд на дверь. Эта щель почему-то была почти черной. Почему, когда вокруг день? Ведь при сиянии солнца за дверью, в коридоре, тоже всегда светло. Я ощутила привкус тайны, исходящей оттуда. Кто там такой черный притаился, спрятался и не показывается?

Я имела много мальчишеских черт, в частности, такую — шла навстречу тому, чего не знала и чего от незнания опасалась. Оно дразнило мое воображение, заостряло любопытство, вызывало желание исследовать, познать его и перестать бояться. Страх сам по себе я не любила, и что-то инстинктивное подсказывало мне, что избавиться от него можно лишь тогда, когда узнаешь его причину. Поэтому я тихо, насторожено подкралась к двери — мне уже не хотелось испугать кого-то, кто там находится, как я испугала сверчка. Я хотела прекрасной встречи, пусть с кем-то или чем-то, чтобы можно было закрыть глаза от восторга и всплеснуть руками.

Я толкнула дверь, и щель немного расширилась. Через нее в коридор впрыснула танцующая полоса солнца, упала на пол, отразилась от его керамических плит и рассеялась, перекрасив закованное стенами пространство в серый цвет и вырисовав в его глубине дверь, ведущую в кухню.

Остановившись на пороге, я попробовала раздвинуть щель шире, но это мне не удалось — дверь была массивная и тяжелая. При всматривании в глубину коридора показалось, что с каждой минутой туда прибывает все больше и больше света, будто он стекался отовсюду, как вода в лунку, — это мои глаза постепенно привыкали к мраку, в конечном счете не полному, ибо ничего абсолютного в мире нет.

Солнечный свет не только яркий, но и теплый — он нагревает предметы. Я изо всех сил налегла на нагретую дверь и все-таки отвернула ее. Затем переступила порог, встала босыми, замаранными огородным черноземом ножками на поверхность плит. Прикрыв от удовольствия веки, вслушалась в приятное тепло, почувствованное ступнями, не такое влажное, как на перекопанной земле, а сухое, легкое, неприлипчивое. Ветерок сюда не проникал, не обвевал меня — загорелую, одетую лишь в трусики — свежестью и прохладой, и мне стало тепло, даже горячо — солнышко как раз подошло к зениту.

В коридоре оставался полумрак, неуклюжий и притихший, он все еще страшил и притягивал. Отец любит свет, солнышко и всегда широко открывает входную дверь, так что здесь не остается ни единого темного пятнышка, становится нисколько не страшно. Воспоминание об отце отвлекло от прежних неясных намерений. Ощущение таинственности растаяло, и я передумала заходить в дом, сомневаясь, чему отдать предпочтение: побежать к родителям или побродить по двору. Но в это время из коридора послышалось мяуканье котенка, будто он звал на помощь.

— Киса, киса, — откликнулась я. — Кис-кис-кис!

И, мужественно преодолев темное пространство коридора, зашла в кухню. Там было светло и тепло от солнечных лучей, проникающих сюда через окно. Кошки я не нашла, зато ее слепой котенок, в самом деле, ползал посредине. Если бы он не плакал, то попал бы кому-нибудь под ноги и пропал. Я взяла невесомое тельце, приласкала, отнесла в коридор на отведенное ему место. Котенок ощутил запах родного гнездышка и, не веря своему счастью, беспокойно задвигался, тычась то в одну сторону, то в другую, пока, в конце концов, не успокоился. Тогда я с облегчением возвратилась в кухню.