Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком - [2]

Как уже было сказано, В. Н. Кирпиченко в основном завершила работу над переводом текста и смогла обсудить и — в случаях согласия — учесть значительную часть замечаний редактора. Вместе с тем в переводе осталось недостаточно проясненным значительное число мест в оригинале, где в той или иной форме используются или же обыгрываются понятия и термины классической арабской грамматической теории, поэтики и риторики, юриспруденции, богословия и т. п.; то есть все то, чем так любит щеголять аш-Шидйак. «Темные» места переводчик и редактор отметили, но к совместной работе над ними по существу не приступали. Соответственно не были выправлены в нужной мере и комментарии к «темным» пассажам текста. Эту работу редактору пришлось, к сожалению, проводить уже без участия В. Н. Кирпиченко.

В заключение хотелось бы выразить благодарность всем тем, без чьего содействия публикация задуманного и выполненного В. Н. Кирпиченко труда была бы более сложной. Член-корреспондент РАН профессор Д. В. Фролов оказал неоценимую помощь в переводе и комментировании многих терминов грамматики, риторики, богословия, юриспруденции. Свой вклад в комментирование ряда англо-арабских литературных параллелей в «Шаге за шагом» внесла доктор филологических наук Е. В. Халтрин-Халтурина; ее же помощь на заключительном этапе, при подготовке рукописи к печати, имела очень весомый характер. На всех этапах значительное содействие в работе над памятником, как отмечала В. Н. Кирпиченко, оказывали ей коллеги, родные и близкие, делившиеся с переводчицей ценными замечаниями и наблюдениями. Хочется надеяться, что публикация «Шага за шагом» аш-Шидйака станет достойной данью памяти замечательного ученого и человека.

ШАГ ЗА ШАГОМ ВСЛЕД ЗА АЛ-ФАРЙАКОМ {1}

КНИГА ПЕРВАЯ

1 РАЗЖИГАНИЕ СТРАСТЕЙ (Предисловие сочинителя)

Перестань болтать, закрой рот, молчи, не мешай, дай сказать, слушай внимательно. Знай, что я приступил к сочинению этой книги, состоящей из четырех книг, в ночи тяжелые, давящие. Я долго заикался и мычал, то садился, то вставал, пока не выскочила наконец из крана пробка, не дававшая моим мыслям свободно изливаться на желобок калама, а с него — на эти страницы. Убедившись, что калам подчинился моим пальцам, а чернила — каламу, я сказал себе: ну что ж, последую и я примеру тех людей, которые обеляли себя, марая бумагу. Если они совершали благое дело, то и меня посчитают благодетелем, а если приносили вред, то, наверное, написанное ими нуждается в дополнении. Во всяком случае, моя книга будет отличаться полнотой, ведь любое дополнение тоже требует дополнения. Поэтому я решительно принялся за дело, подбирая наилучшие, самые точные слова и выражения и прекрасные, возвышенные мысли, ласкающие слух и приятные для души, но зная при этом, что сочинитель вряд ли может угодить всем читателям.

Кто-то будет упорно твердить: «Если бы автор, напрягши все свои способности, сочинил полезную книгу, он бы заслуживал благодарности. Но я вижу, что он потратил время впустую, то говоря о вещах, не заслуживающих упоминания, то пускаясь в бесполезные рассуждения». На первый упрек ответ таков: «Бери у сухого пня то, что он может дать». А на второй: «Не спеши судить». Кто-то другой скажет: «Все это глупые россказни». Ему я отвечу: «А сколько находилось критиков и на верные суждения?!». Наконец я могу оказаться перед лицом целой армии ненасытных клириков во главе с католикосом. Все они будут шуметь и кричать, злиться и порицать, возмущаться и негодовать, обвинять и угрожать [...]{2} Им я скажу: «Тише, тише, вы всю свою жизнь только и занимались что толкованием. Почему бы вам не попытаться истолковать то, что с первого взгляда вам в моей книге не понравилось? С вашими опытом и искушенностью вы нашли бы в том, что показалось вам безобразным, красивое, а в принятом вами за неприличное — забавное. Вспомните, что еще сотни лет назад Абу Нувас{3} дал вам такой наказ:

Благочестивый муж не откажет в прощении,

ведь отказ это к вере неуважение.

И он же сказал:

Ты волен в поступках своих, и не взыщет Аллах,

если повинен ты в мелких грехах.

От двух лишь грехов со всех ног беги:

многобожие отринь и людям зла не чини.

Если же вы скажете, что, мол, слова его ясны и толковать их не требуется, то я отвечу: Еще вчера вы ошибались и говорили вздор, путались, не соблюдали правил, допускали несообразности, болтали что-то непонятное [...]{4} так когда же вы успели набраться знаний, чтобы все понимать?

А если вы скажете: «Кое-что, а именно плохое, понятно, а кое-что непонятно», отвечу: Возможно, то, чего вы не поняли, и есть хорошее, принимаемое за плохое. В любом случае вам не следует его уничтожать. Клянусь своей жизнью, если бы нашелся хоть один человек, одобряющий подобные вещи (помимо множества синонимов) в литературных сочинениях, в том числе и в ваших собственных, то и этого было бы достаточно. А ведь в моей книге говорится о красоте, и о красавицах — да продлит Аллах их цветение, — за что автор ее достоин восхваления при жизни и возвеличения после ухода из нее против собственного желания.

Так вот, я ставлю перед читателем условие не убирать из моей книги синонимы несмотря на их множество. Встречаются в ней ряды, насчитывающие до пятидесяти слов, имеющих одно или близкие значения. Я не принуждаю их читать и получать от этого удовольствие, однако не считаю, что значение этих слов полностью совпадает, просто некоторые из них могут быть использованы вместо некоторых других. К примеру, такие слова, как красота, длина, белизна, мягкость, красноречие, приобретают разные значения в зависимости от того, к чему они относятся. У арабов на каждый случай было особое слово, но сейчас, по прошествии долгого времени мы считаем, что все они значат одно и то же. Возьми, к примеру, названия сладостей, еды, напитков, одежды, обуви. Я убежден — и не боюсь, что меня обвинят в упрямстве, — что если два имени относятся к одному предмету и имеют одно значение — например,