Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком - [12]

Итак, ал-Фарйак жил какое-то время в доме этого мечтателя, не получая ни кырша. Он очень нуждался в деньгах, но просить их не хотел. Наконец, однажды ночью он набрал побольше дров и соломы и поджег эту кучу. Ба‘ир Ба‘ир увидел из своего кабинета языки пламени и подумал, что загорелся его дворец. Поднялась паника. Все, обгоняя друг друга, кинулись к месту, где горел костер, и увидели там ал-Фарйака, щедро подбрасывающего в него дрова. Его спросили, что он делает, и он ответил: «Это огонь от тех пожаров, которые заменяют собой язык, хотя и не имеют его формы. Его польза в том, что он предупреждает глупцов и предостерегает скупцов. У него громкий голос и он очень красноречив». Они закричали: «Горе тебе, ты кощунствуешь, разве кто-либо говорит огнем? Мы слышали, что один человек может разговаривать с другим, дуя в рог, стуча палкой, делая знаки пальцами, глазами, бровями или поднимая руку. Но огонь — это вредная выдумка и заблуждение».

Они обвиняли его в ереси, в огнепоклонничестве и чуть не бросили в костер. Хорошо, что один из них сказал: «Предоставьте решить это дело пославшему вас, не поступайте опрометчиво». Когда они сообщили пославшему о том, что видели и слышали, он призвал ал-Фарйака к себе и стал допрашивать о случившемся. Тот сказал: «Да будет милостив к тебе Господь и да пошлет тебе долгую жизнь. Был у меня кошелек, от которого я не видел никакой пользы, как и он от меня, поскольку приносимая им польза находится в странном противоречии с его весом. Обычно тяжелая ноша обременяет человека, а с кошельком дело обстоит наоборот — человека обременяет его легкость. И когда в счастливом соседстве с тобой мой кошелек сделался невесомым, я не выдержал этого бремени и сжег его. Я разжег большой костер, воображая, что кошелек это приносимая мной жертва, ведь он столько раз не позволял мне приобрести самое необходимое».

Выслушав эти байки, Ба‘ир Ба‘ир расхохотался и, превозмогши свою скупость, отмерил ал-Фарйаку сумму, едва ли покрывающую стоимость переписанных им страниц. Тот принял ее с поклоном и отправился домой, решив после этого переписывать только то, что ему захочется и будет оплачено соответственно проделанной работе. Увы, самые полезные и работящие люди зарабатывают меньше всех, а те, кто едва умеют поставить свою подпись, занимают высокие должности и катаются, как сыр в масле.

6 ЕДА И ПОЖИРАНИЕ ЕДЫ

В то время, как сам ал-Фарйак находился дома, мысли его бродили далеко: поднимались на холмы и горы, карабкались вверх по стенам, проникали во дворцы, спускались в долины и в пещеры, увязали в грязи, погружались в моря и обшаривали пустыни. Потому что величайшим его желанием было увидеть другой дом, не его родной, и других людей, не обитателей этого дома. Кто из людей не испытал такого желания?! Ему пришла в голову мысль посетить своего брата, служившего секретарем у одного знатного друза{53}. И он отправился к нему полный самых радужных надежд. А когда встретился с братом и увидел, как грубы здесь люди и в какой нищете, в сколь нечеловеческих условиях они живут, пришел в ужас, но все же решил остаться и вытерпеть все лишения. Он не хотел возвращаться, не познакомившись с этими людьми как можно ближе. Будь он благоразумнее, он отказался бы от этого намерения в первый же день. Ведь невозможно ожидать, чтобы жители какого-то города или деревни изменили свои нравы и привычки ради посетившего их незнакомца, тем более, если они грубые, храбрые и злые, а он ничего собой не представляет. Но человек чем меньше занят делом, тем становится любопытнее, он не может удовольствоваться тем, что слышит, ему надо все увидеть своими глазами. И по мере того как ал-Фарйак вникал все глубже в жизнь этих людей и высказывался о ней неодобрительно, росла и их неприязнь к нему, они избегали его, разговаривали с ним грубо и нехотя. Таковы уж они были — в грязи жили, белье свое не стирали, от нужды и лишений страдали. А самым грязным был повар эмира — его рубаха была грязнее половой тряпки, а ноги покрыты коростой грязи, соскрести которую не удалось бы и лопатой. Когда эти люди ели, слышно было сопение и рычание, треск и лязг зубов, словно стая диких животных собралась вокруг падали и жадно пожирает ее, урча и облизываясь. Хотя пища была самая непритязательная. На лбу у каждого было написано: кто замешкался, тот останется голодным. Когда они вставали из-за стола, ты мог увидеть в их бородах зерна риса, а на одежде — жирные пятна. Если ал-Фарйак ел вместе с ними, то всегда оставался голодным, и ночью у него сводило кишки так, что он не мог уснуть. Он говорил брату, удивляясь, как тот может жить с этими людьми: «Чем они отличаются от скотины, кроме бороды и чалмы? Они живут на свете не для того, чтобы видеть и размышлять, а только, чтобы есть и испражняться. Вряд ли хоть один из них догадывается, что Господь, создавая род людской, забыл о них. Они не знают, что дар слова возвышает человека над животными и минералами. А слово — это форма выражения мысли. Слово само по себе ничего не значит, если в нем не заключена мысль, которая есть второе бытие. Говорят, что двое умных возмещают глупость одного глупца. А эти лишены и ума, и благодати и довольствуются в жизни крохами. Как ты можешь жить среди этих дикарей, ты, пользующийся таким уважением среди людей?» Брат ответил ему: Многие завидуют моей близости к эмиру, и я, чтобы досадить завистникам, терплю все трудности. Как говорится: