"Шаг влево, шаг вправо..." - [23]
О коренном переломе в отношении к советским немцам говорят и публикации по их истории и сегодняшнему положению, прошедшие в последнее время в центральных газетах и журналах. После сорока семи лет пребывания в "пособниках врага", советские немцы наконец-то предстают опять перед советскими людьми как один из советских народов, вместе с другими испытавший весь драматизм культа личности, трагедию войны, вместе с другими внесший свой немалый вклад в развитие экономики и культуры своей советской родины.
После тридцатилетнего восстановительного периода начался и в советской немецкой литературе новый период. Период, о котором еще несколько лет назад нереально казалось даже мечтать. Процесс перестройки освободил, наконец, советскую немецкую литературу от многих пут и оков, внешних и внутренних, приблизив ее к тому положению, когда литература имеет единственную и неодолимую для писателя узду — узду законов самого творчества, возлагающего ответственность за его результат целиком на самого писателя.
Началом этого периода (хотя для его наступления в советской немецкой литературе было сделано немало за все предыдущие тридцать лет) следует, на мой взгляд, считать публикацию поэмы Вольдемара Гердта "Волга, колыбель надежды нашей" в "Нойес лебен" от 16 декабря 1987 года. Поэма, помеченная датой "1942/43" и местом "Северный Урал", многое добавляет сегодня к тому, что теперь уже известно из воспоминаний трудармейцев о их мужестве в годы войны, о преданности родине, о героическом труде для скорейшей победы над врагом, о неприятии оскорбительных обвинений, сделанных на правительственном уровне, о несоответствии этих обвинений всей истории советских и российских немцев.
Не пой, поэт, о синих струях Волги,
пока вокруг лишь стон глухой тайги…,-
задает автор мощный и четкий настрой всему своему произведению с первых его двух строк. И заканчивает мужественно и упрямо:
И вечно юная надежда говорит,
что скоро будет все опять иначе.
В этой поэме впервые в советской немецкой поэзии открытым текстом была высказана та боль советского немецкого народа, которую пытался я, сдавливая себе горло, прохрипеть почти за двадцать лет до этой публикации в своей небольшой повести "Наш двор", полный текст которой пришел к читателю лишь в середине 1988 года. Поэма В.Гердта открывает, на мой взгляд, новую эпоху во всей нашей литературе. Думаю, если бы он вообще ничего кроме нее не написал в своей жизни, то всё равно бы вошел в нашу литературу, в ее историю достаточно весомо и навсегда…
Надо полагать, наша литература еще воздаст должное мужеству, смелости, героизму своих писателей, таких, как Виктор Клейн, Вольдемар Шпаар, Рейнгардт Кельн, Вольдемар Гердт, Иоганн Варкентин, которые в самые суровые для нее годы многое сделали для воспитания и сохранения в ней честности, стойкости и ответственности перед своим многострадальным народом. Недаром тонкий и умный поэт Виктор Шнитке назвал как-то нашу послевоенную литературу мостом от бывшей автономии к будущей. Действительно, послевоенная советская немецкая литература пронесла идею восстановления автономии советских немцев до сегодняшнего дня, сделав эту идею идеей всего народа. Призыв одного из героев А.Лонзингера "Только не сдаваться!", ставший в начале века призывом самого писателя к своему народу быть стойким и не терять надежды — этот призыв послевоенная советская немецкая литература восприняла как программу и явила собой своему народу пример этой деятельной стойкости.
Своей поэмой В.Гердт как бы пробил брешь в глухой стене вокруг нашей литературы. И хлынул в нее воздух перестройки, и сразу стало свободней дышать, опять появились надежды, многие перестали бояться говорить в полный голос то, что наболело за почти полвека "национальной замкнутости". Думаю, всем нам известно, каких нечеловеческих сил, какого личного гражданского мужества, какого бесстрашия требует иногда литературный подвиг. Только могучее сердце, наполненное любовью к своему народу, чувством ответственности за судьбы народа, может такой подвиг совершить.
Процесс перестройки, мощно поддержанный советской литературой вообще, коренные перемены, начавшиеся в советской немецкой публицистике и литературе, вызвали уже за последний год рождение ряда новых произведений, отодвинувших многое из написанного раньше на второй план. Впервые ряд авторов открыто и прямо написали о запретных еще недавно временах и событиях: о драматических двадцатых и тридцатых годах, о трагических событиях времен войны, о трудармейских лагерях и неисчислимых их жертвах. Но от этого трагического фона не померк трудовой подвиг народа. Наоборот: показанный теперь в условиях, в которых он на самом деле совершался, он предстал еще более великим. И еще больше стала видна общность судьбы советских немцев со всеми другими советскими народами.
Каково же сегодня состояние советской немецкой литературы? Какие у нее особенности, вызванные ее вступлением в новый период развития? Какие проблемы стоят перед ней?
Отвечая на первый вопрос, можно еще раз сказать: само существование советской немецкой литературы после сорока семи лет труднейшего, неравноправного положения советского немецкого народа является феноменом, достойным изумления; сам факт ее существования является и ее высшим достижением. Другим большим ее достижением является ее уровень, который в лучших ее произведениях не уступает уровню многих других национальных литератур, особенно если говорить о поэзии.
«– Почему вы молчите? – кричу я, держась из последних сил над колодцем. – Почему вы ничего не делаете? Ведь наш двор тонет!» Повесть о трагической судьбе депортированных в начале войны немцев Поволжья.
Итак, начался отсчет третьего тысячелетия. Масштабные даты — новый год, новый век, новое тысячелетие — очень искушают увидеть в них и масштабные рубежи на пути к новым, конечно же, большим и хорошим, достижениям. Но беззвучный, неделимо-непрерывный и неумолимо-самостоятельный поток времени равнодушен к налагаемым на него условным меркам. Рубежи, этапы, эпохи нашей деятельности редко совпадают с круглыми числами на бесконечной линейке времени. Тем не менее, такие даты заставляют задуматься: что же нам удалось сделать, что мы имеем сегодня и что нужно делать завтра? Куда мы вообще идем и к чему придем?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.
Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.