Сезон ведьмы - [10]

Отец у Роз весьма назойлив, но она не может совсем уж не считаться с ним.

Сабрина была для Роз лучшей подружкой. Самое прочное, самое священное звание для девочек-подростков. Обычно лучшие подружки знают друг о друге абсолютно все. И постоянно ночуют в гостях друг у друга.

Роз побаивается ночевать у Сабрины. Ей кажется, страхи происходят оттого, что в доме располагается похоронное бюро, и мертвые тела, холодные и неподвижные, лежат прямо под полом – тем самым, на который она, Роз, ступает, едва войдя в дом. Однажды Роз стояла в коридоре, ждала, пока Сабрина спустится, и вдруг, словно наяву, увидела, как прямо у нее под ногами лежит покойница. Лежит и смотрит на Роз снизу вверх широко раскрытыми глазами, белыми и невидящими.

«Куда попадают люди после смерти?» – спросил однажды отец, когда Роз была совсем маленькая, и она ответила: «В дом к Сабрине».

Ей до сих пор помнится суровое, разочарованное папино лицо. Он объяснил, что после смерти люди попадают на небеса или в ад.

Если они вели себя хорошо и верили в Бога, то попадают на небеса, а если грешили и не веровали, то прямиком в ад.

А то, что попадает в дом к Сабрине, это всего лишь пустые оболочки, из которых отлетела душа. Роз в это поверила. Она сама почти не сомневалась, что поверила.

Но все равно ей до сих пор было страшновато даже проходить мимо дома Спеллманов. Даже разговаривать с кошмарными тетушками Сабрины, с ее кошмарным родственником. Папа сказал, они грешники, и Роз чувствовала, что у них, по меньшей мере, есть какие-то секреты.

Может, секреты и грехи – это одно и то же.

И еще эти странные сны. Роз хранила их в секрете. Значит, она тоже грешница.

Во сне она видела призраков в лесу, тени висельников, которые качались на ветвях и не давали сделать ни шагу. Во сне она видела, как семейство Кинклов с ружьями охотится в чаще. Она до дрожи боялась отца Харви, хоть преподобный Уолкер и говорил, что Кинклы – люди хорошие. Во сне она видела Эмброуза Спеллмана в покойницкой, с кровью на лице, и он смеялся. А свою лучшую подругу, Сабрину, Роз видела в лесу, в белом платье, которое вдруг стало черным.

И хуже этого, хуже всего… Иногда картины, которые видела Роз, расплывались, словно с мокрого полотна стекали все краски мира. Она видела себя в зеркале, и глаза наполнялись тьмой, и тьма стекала по лицу длинными черными струями. И среди всеохватной, необоримой тьмы оставались всего несколько крапинок цвета, и она плакала, и слезы становились тенями, и ничто уже не имело никакого смысла.

Роз любила свою подругу и боялась за нее, хотя в обыденном мире, кажется, не было никаких причин для страха. Она и за себя боялась, только ничего не говорила друзьям. Не из-за снов. Не из-за того, что подводят глаза.

У нее начались головные боли, и слова отцовских проповедей стучали в голове, как молот. Его голос грохотал, обличая, и совсем не походил на обычные тихие, любящие тона. Ей казалось, что от этих слов расколется голова. Или она заплачет кровавыми слезами.

«Верите ли вы в то, чего не можете увидеть?» А если она совсем ничего не видит, во что же тогда верить? «Блаженны те, кто не видит, но все же верует». А как же быть с тем, что она видит? Надо ли верить в каждое видение?

Во сне мир представляется совсем не таким, как наяву. Интересно, что видят во сне остальные. Каждого волнует, что окружающие могут воспринимать мир совсем по-иному. Но Роз, пожалуй, волнуется сильнее других.

Роз видела странные сны, и ее терзали сомнения. В те дни, когда видения становились особенно страшными, в те дни, когда случались самые необычные происшествия, сомнения мучили ее сильнее всего.

Она не понимала: то ли видения предупреждают ее о том, что Сабрине грозит опасность, то ли опасность кроется в самой Сабрине.

Дьяволы встают на пути у звезд

В то утро я спустилась и обнаружила, что тетя Зельда неодобрительно смотрит поверх газеты на то, как Эмброуз прислонился к дверному косяку и заигрывает с почтальоншей.

– Ну, вы же помните ту пословицу, – услышала я его воркование. – Как там говорится? Что-то про добрые дела и посылки.

Девушка была рыжая, веснушчатая, поэтому было хорошо заметно, что она зарделась как маков цвет. У нас сменилось множество почтальонов и почтальонш. То ли их отпугивал Эмброуз, то ли тетя Зельда просила их сменить.

Тетя Зельда села рядом со мной за кухонный стол. Обычно тетя Хильда стоит у плиты и готовит мне завтрак, но сегодня ее не было. Я выглянула в окно и увидела над могилой свежий земляной холмик. Поперхнулась и насыпала себе хлопьев.

Через пару минут вразвалочку вошел Эмброуз и протянул тете Зельде конверт из школы. Наверное, об очередном родительском собрании. Тетя Зельда проигнорировала конверт: она с полным презрением относилась так ко всему, что касалось моей человеческой жизни. На завтрак у нее, как обычно, была сигарета.

– Эмброуз, ты что? – вопросила тетя Зельда. – Это же просто человек! Обыкновенная почтальонша!

Эмброуз пожал плечами и выхватил у меня коробку с хлопьями.

– Только не подумайте, что я в нее искренне влюбился. Просто я не так уж много людей вижу. Мне что, строить глазки плакальщицам на похоронах? Это будет дерзко и неуместно.