Сезон - [27]

— Это что ж выходит? — вскочил Интеллигент. — Что тридцать, что шестьдесят метров за месяц, зарплата одна? Не может быть! — Он плюхнулся на лавку, вытянувшись в струнку, пристально уставился на Пашу.

— Как работать — жолдас, план давай, как деньги получать — все равно пропьешь! — тявкнул из угла Хасан.

Паша крутил головой над раскаленной плитой.

— Я перерыл все справочники — обойти закон невозможно. Закрыть наряд на тридцать метров в счет ноября начальник партии не соглашается. — Он поднял красные, воспаленные глаза. — Получите деньги только за погонные метры, ну и премия, конечно. Грамоты дадут, если хотите.

— Мы в городе этот месяц работали, да? Почему не хотят платить надбавки, которые получает каждая уборщица в поселке?

— Против нашей логики и здравого смысла — закон! — взяв себя в руки, печально изрек Интеллигент.

— Будто закон не для людей придуман?

— Он всегда против нас! — оскалился Хасан.

— Что разорались? — зарокотал Динозавр. — Ведь Отан Берибаевич обещал…

— Ничего он не обещал. А то, что говорил «молодцы» — ни к чему не обязывает. Он за вас премию получит, я — тоже. Вам отдам — ваши деньги!

— В бадье я видел твою премию, — заорал Динозавр. — Куда раньше-то смотрел? Я же предупреждал. Салага… Не знаешь, как наряды закрывают, а туда же… Начальники…

Голос у Паши дрожал, тающий в волосах снег, вместе с песком тек по лицу. Может быть, это были слезы.

— Вот бараны, сами себя по рукам бьют, — шум стал обреченно утихать.

— Еще подряд называется?!

— Я же говорил, — не унимался Динозавр, — за два месяца спокойной работы получили бы вдвое больше. Так нет, расшумелись: рекорд им подавай! — Изобразил на красной роже масленую улыбку рекордсмена с первой полосы газеты и завихлял бедрами. — Сколько раз зарекался бросить геологию, так нет, чуть запахнет весной — вожжа под хвост.

— Моя вина! — шмыгнул носом Паша. — Нужно было сразу о деньгах вести разговор. Недоглядел… Салага… Все правильно. Были бы у меня деньги на сберкнижке — отдал бы. Нет их. Ну, убейте — так мне и надо!

Проходчики притихли, но вот из угла блеснул челюстями Хасан:

— А что, справный, молодой, ряха рязанская, на отвальную замаринуем под шашлык?!

Робко хихикнули несколько прокуренных глоток. Только Игорь с сочувствием посматривал из угла, понимал — рабочие пошумят и успокоятся, а Паше его ошибка, как нож под сердце.

— С этой экономией заработной платы, — тихо выругался геолог, о котором все забыли, — в плановых отделах и бухгалтериях на нас смотрят, как на кровных врагов. Они по копейке с вашего рубля имеют и вполне серьезно возмущаются, что нам дают возможность работать, а мы еще и деньги требуем. — Его не слушали, и он смущенно пробормотал, доводя высказывание до логического конца: — Условия для обдираловки существуют — потому и контингент в этих отделах подбирается соответствующий: нахалы, горлохваты, рвачи!

Паша хрипло вздохнул.

— Начальник партии просил четыре площадки под буровые сделать.

Подумайте! Еще по сотне.

— Бадью ему на рыло! Пусть сам хватает перфоратор и бурит!

— Смотрите, фокинские не откажутся и опять у них зарплата будет больше… И еще начальник партии обещал банкет по окончании сезона.

— Да пошел он… На наши деньги нас угощать… Давай, закрывай шурф, выдернем на-гора технику и по домам.

Паша посидел, свесив голову. Страсти утихали. Он получил свое сполна. Вздохнул, тяжело поднялся, не глядя на рабочих, вышел из вагончика. Ветер с песком и снегом снова начал свою работу: рвал, обдирал, студил.

Молчавший Интеллигент вышел следом, глубже натянул шапку, уткнулся носом в ворот телогрейки, догнал Пашу.

Они вошли в склад, Паша достал откуда-то замусоленный журнал, полистал его, вскинул глаза на сочувственно молчавшего проходчика, криво усмехнулся:

— Он мне целую лекцию прочитал по экономике и социологии.

Говорил: «Что будет, если каждый рабочий станет зарабатывать по тысяче в месяц?» Мол, нарушится какой-то баланс и тем, кто получает по сто пятьдесят — хоть в петлю!

— Демагог! — брезгливо скривился Интеллигент. — Если десять рабочих, у которых впереди безденежная зима, получат за месяц то, что заработали за два, — значит, в Африке слоны передохнут. А то, что сам круглый год получает в три раза больше оклада, в порядке вещей — элита!.. Не расстраивайся, переживем!

Паша поднял на него глаза. Они были еще красны от ветра и песка, но в них уже поблескивали упрямство и злость.

— Думаешь, Максимов получил первый пинок и сломался? — Выкинул в сторону поселка руку со сжатым кулаком в откровенном неприличном жесте:

— Нас бьют, а мы толстеем! — Помолчав, добавил: — И умнеем тоже!

Игорь на какое-то мгновение смутился, но тут же рассмеялся сам над собой: деньги бы не помешали, но ему не было дела до бухгалтерских законов, он здесь временно.

— Гнусная, конечно, история, — сказал, посмеиваясь. — Но, какая иллюстрация к нашим разговорам… Нравишься начальнику — можешь не работать и получать премии, не нравишься — всегда найдется причина не выплатить тебе деньги. Отсюда и полуфеодальные производственные отношения. И так везде, на производстве, в науке…

Паша молчал. Ему было не до споров. Проходчик встал.