Сезон охоты - [29]

До Коробейников, той самой злополучной станции, я добрался без происшествий. Поезд шёл по расписанию, почти минута в минуту. Не обременённый багажом, я налегке вышел на платформу, как и в тот раз, пустынную и безлюдную. Снова было раннее утро, прохладный воздух был напоён мельчайшими капельками влаги и казался каким-то матовым, густым и в то же время бесконечно лёгким, бодрящим. Очень в такое утро не хотелось умирать.

Поезд дёрнулся и, громыхая железными суставами по всей длине состава, начал набирать скорость.

В этот самый момент ожил мой мобильник.

Судорожным движением я выхватил его из кармана. SMS-ка! Я ввёл текст на экран.

«Tvoy sin v bezopasnosti, on so mnoy. Vozvraschaysya. Tvoya Vera».

Я почувствовал, как сердце пропустило один удар, потом ещё один, и вдруг заколотилось в бешеном ритме, словно навёрстывая упущенное.

Твой сын в безопасности. Он со мной.

Я увидел, как время остановилось и повернуло вспять. А я всё ещё продолжал нестись вперёд, по инерции.

Возвращайся. Твоя Вера.

Да! Возвращаться! Сию минуту! Прочь отсюда, пока ещё не поздно… Мозг дал сигнал, и всё тело налилось неодолимой силой и энергией. Выброс адреналина привёл весь организм в состояние наивысшей боевой готовности.

Действовать! Сейчас же!

Я быстро оценил ситуацию. На платформе ни души. Поезд, грохоча, проносится мимо, всё более набирает скорость. Я ещё не знал, что ждёт меня на той стороне платформы, но уже догадывался, кого я там мог увидеть. Я напрягся, готовый вцепиться в поручни пробегавших мимо вагонов, но поезд нёсся уже слишком быстро, чтобы вскакивать на него на ходу, и с каждой секундой, с каждым мгновением шансы мои убывали — вместе с убывающим по расписанию составом «Москва-Владивосток».

Вот если бы телефон зазвонил минутой раньше!

Прогрохотал последний вагон — и вдруг стало очень тихо. По ту сторону платформы, как раз напротив меня, стоял открытый армейский джип с тремя гавриками в камуфляже. По мою душу, обречённо подумал я.

— Давай сюда! — крикнул мне один из них и призывно махнул рукой.

Пришлось повиноваться — подобно кролику, безропотно идущему в пасть удаву. Когда я пересёк пути, из машины выбрался коренастый тип в солнцезащитных очках, тот самый, который тогда, на полигоне, руководил операцией по отстрелу моего брата, Валерия Рукавицына. Он лениво осмотрел меня, обошёл вокруг, усмехнулся, хрустнул костяшками пальцев. Так, наверное, работорговцы когда-то выбирали рабов при покупке. Осталось только зубы посмотреть — и будет полная аналогия.

Зубы смотреть он не стал.

— Красавец, нечего сказать. Кто ж это тебя так, а, фотограф? Под поезд, что ли, угодил? — сказал он, подмигивая остальным. Те двое, в джипе, загоготали.

Он что же, ничего не знает? Не знает, что я сидел в машине с Елизаровым, когда та подверглась обстрелу? Может быть, не знает, что шефа секьюрити вообще нет в живых?

Мысли мои завертелись в голове с удвоенной скоростью. Можно ли из этого извлечь какую-нибудь выгоду? Вовремя полученная информация — это всегда лишний козырь в твоих руках.

Тут он заметил в моей руке мобильник, который я (вот болван!) забыл сунуть в карман.

— Ну-ка, дай сюда! — потребовал он. — Да поживее!

Я ещё не успел сообразить, какие последствия может иметь прочитанное этим бандитом сообщение Веры, но в любом случае знать это ему не следовало.

Он сделал шаг мне навстречу. А я просто взял и шмякнул аппарат об асфальт. Со всего маху, так, что обломки пластика брызнули веером в разные стороны.

— Извини, командир, но эта информация конфиденциальная.

В его глазах пробудился интерес к моей персоне. Он долго, не мигая, смотрел на меня в упор. Потом зло процедил сквозь зубы:

— Слушай, ты, умник. Не надо со мной играть, не люблю, понял? Мне наплевать на тебя и на твой мобильник, но уважать себя я тебя заставлю. Ещё раз такое сморозишь, я тебя… уяснил, фотограф, мать твою? Я теперь — живо в машину! И чтоб без глупостей. Нам прошлого раза хватило в догонялки с тобой играть. А вы, — он кивнул своим гаврикам, — держите его на мушке. Дёрнется — кончайте. Молча, без разговоров, не хрена с ним канителиться. Плюмбум в затылок — и в «двухсотые»… Ну что стал, фотограф, особого приглашения ждёшь? П-пшёл в машину!

Он указал мне на заднее сидение, грубо двинул в плечо, и я молча сел. Выбора у меня не было.

Плюмбум в затылок — и в «двухсотые»… Где-то такое я уже слышал. Где? от кого? Увы, никак не вспомню. Давно это было, там, в другой жизни. Ведь «двухсотые» — значит, погибшие в бою. В Чечне…

Машина рванула с места, и мы помчались по уже знакомой дороге. Миновали сонное, ещё не пробудившееся село, выскочили на лесное шоссе, а полчаса спустя остановились перед воротами, на которых красовалась табличка с надписью: ЗАО «Русский дозор». И чуть ниже: Сибирский филиал. Посторонним вход воспрещён.

Более идиотской надписи я себе и представить не мог.

23

Все те двое суток, что я провёл в пути, я почти не спал, почти ничего не ел, только курил и пил минералку, которую торгаши продавали на каждой станции. Лошадиная доза никотина вкупе с антибиотиками, которыми я пичкал себя по настоянию доктора Семёнова, и повышенным содержанием адреналина в крови образовали какую-то гремучую смесь, которая обострила все мои чувства до предела. Мои движения, мысли, речь стали отрывистыми, судорожными, взрывными. Я понимал, что организм сейчас работает на износ, черпает энергию из внутренних ресурсов, пройдёт совсем немного времени, и начнётся реакция, я впаду в транс, в прострацию, превращусь в тупой бесчувственный овощ. Но это потом, а сейчас… сейчас я чувствовал себя рафинированным суперменом, накачанным стимуляторами и антидепрессантами.