Сэйдж - [19]

— Смотри сюда, — он указал Джиму на меньшую бутылку. — Вот это может помочь нам сбить ее температуру. Будешь давать одну полную ложку каждый час до самой ночи. — А вот тут, — доктор наполнил ложку из большой бутылки, — лекарство для очищения ее легких. Две ложки ровно через каждые три часа.

С этими словами Джон Стюарт вернул свой статоскоп обратно в сумку и повернулся к другу.

— Это все, что я могу для нее сделать, Джим. Будем надеяться, что у нее крепкое здоровье и она с нашей помощью сумеет выкарабкаться. Часто, чтобы одолеть болезнь, здоровое, крепкое тело куда важнее, чем самое лучшее лекарство… Здоровье, молодость, ну и, конечно, сильная воля к жизни.

Уже подойдя к двери, Стюарт обернулся и добавил:

— После того, как у меня закончатся часы приема, я еще зайду посмотреть, как у нее дела.

Он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Хуана, который вошел в комнату, неся в руках таз с водой.

— Спасибо, Хуан, — Джим начал закатывать рукава, а мальчик мексиканец аккуратно поставил таз рядом с бутылочками и выпрямился, посматривая на больную и ожидая дальнейших указаний.

— Принеси мне еще кувшин с водой и стакан, а потом будь на кухне, чтобы мог услышать, когда я попрошу, свежей воды.

Подросток кивнул и, еще раз посмотрев на женщину, которая казалась почти мертвой, последовал за доктором на кухню.

Джим Латур, оставшись наедине со смертельно больной женщиной, почувствовал, какую нелегкую ношу взвалил на себя. Он посмотрел на нее, лежавшую неподвижно, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание.

«Как ты себя чувствуешь, прекрасная незнакомка? Хватит ли у тебя сил одолеть болезнь? Чувствуешь ли ты в своих лихорадочных, пламенных видениях, что тут есть мальчуган, которому ты нужна? Ты должна бороться, чтобы укрепить эту тонкую ниточку, еще связывающую тебя с жизнью».

Джим знал, что будет делать все, что только возможно, чтобы спасти ей жизнь, и, в конце концов, сможет сбить у нее жар. Поэтому он решительно сел на место доктора на краю постели и начал раздевать лежащую перед ним женщину.

Груда женского белья на полу росла. Мужчина снял с тела Сэйдж и отбросил в сторону платье, нижнюю юбку, лифчик и узкое, обтягивающее трико. Наконец, осталось только снять с ее узких ступней мягкие носки. Вот и они оказались поверх всей одежды. И тут Джим, будучи не в силах сопротивляться собственному искушению, посмотрел на обнаженную женщину, беспомощно и неподвижно лежащую перед ним. Никогда ему не доводилось видеть более прекрасной и гармонично развитой фигуры.

Его искреннее желание рассматривать ослабленное болезнью тело молодой женщины только с медицинской точки зрения моментально исчезло, когда взгляд Джима Латура упал на ее длинные, стройные ноги, скользнул по нежным изгибам бедер и покрытому мягкими волосками холмику внизу упругого живота. На этом восхитительном треугольнике его глаза задержались на мгновение и двинулись дальше. Нет, совсем не как врач на своего пациента смотрел он сейчас на Сэйдж. Его охватило волнение при виде этого покатого, напоминающего перламутровую перевернутую раковину, живота. Узкая, осиная талия манила, звала к объятиям. Хотелось положить на нее ладони так, чтобы почувствовать тепло и нежность шелковистой кожи. Затаив дыхание, Джим смотрел на прекрасные, словно выточенные из слоновой кости полушария ее грудей, на вершинах которых, в такт дыханию, колебались розовые бутоны сосков.

«Боже всевышний! — подумал Латур, не дыша, словно опасаясь, что от колебания воздуха разлетится эта хрупкая красота. — Да любой человек свихнется при виде такого совершенства».

Совершив над собой усилие и немного успокоив бешено колотящееся сердце, Джим погрузил руки в таз с водой и обнаружил там мягкую тряпку. Он осторожно протер ее лицо и горло, потом, вновь намочив кусок ткани, протер правую руку и плечо Сэйдж.

На левой руке молодой женщины ему бросилось в глаза широкое золотое обручальное кольцо. Он на мгновение замер, чувствуя, как его пронзила острая жалость к этой незнакомке. Заканчивая протирать ее руку, Джим подумал о том, куда Сэйдж пыталась добраться.

«ДА ЧТО ТЕБЕ ЗА ДЕЛО, ТЫ, ПОЛУКРОВКА! — грубо оборвал он себя. — ЧТО БЫ С НЕЙ НИ ПРОИЗОШЛО, КАКОВЫ БЫ НИ БЫЛИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЕЕ ЖИЗНИ, ОНА ТОБОЙ НЕ ЗАИНТЕРЕСУЕТСЯ. ДАЖЕ СЕЙЧАС, КОГДА ОНА БЕЗ СОЗНАНИЯ, И ТО КАЖДАЯ ЛИНИЯ ЕЕ ТЕЛА ПОКАЗЫВАЕТ, ЧТО ОНА — НАСТОЯЩАЯ ЛЕДИ. ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ НИЧЕГО О ТАКИХ ЖЕНЩИНАХ.

Джим как раз заканчивал протирать ее тело, и вода в тазу слегка нагрелась, когда внезапно дверь открылась, и в комнату, неся таз со свежей водой, вошел Хуан. Джим нахмурился и торопливо набросил простыню на Сэйдж, чтобы скрыть от глаз подростка ее беззащитную наготу.

— Нечего хлопать глазами, остолопина, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, проговорил он мексиканцу. — Поменяй тазы и больше не заявляйся, пока я тебя не позову.

Помощник Тилли бросился выполнять то, что ему приказали, старательно отводя глаза от кровати. Когда мальчуган, наконец, удалился, Джим снова отбросил простыню и возобновил свои попытки сбить жар в этом безжизненном, неподвижном теле.

«Я не смотрю на нее с вожделением. Это просто больная женщина!» — снова и снова повторял он себе, и, в конце концов, ему удалось успокоиться. Он был слишком обеспокоен тем, чтобы помочь этой несчастной и такой прекрасной женщине, о которой ему до сегодняшнего утра вообще ничего не было известно.