ВАЙОМИНГ 1872-73 гг.
Было бурное, ветреное мартовское утро, когда Джим Латур помахал на прощание своей дочери и зятю и в последний раз сказал им «до свидания». Он находился в приподнятом настроении и даже приплясывал от нетерпения и радостного возбуждения. Хотя Джонти, его дочь, была для Латура всем на свете, все-таки приятно думать, что больше не придется притворяться и можно будет опять стать самим собой, то есть выпивохой, отчаянным игроком и бабником Джимом Латуром.
Таким его дочь вряд ли знала.
Он был чертовски счастлив жить вместе с Джонти и ее мужем, Кордом Макбейном, все это время, пока выздоравливал после тяжелого пулевого ранения. Джонти суетилась вокруг него, хлопотала по пустякам, готовила ему специальные блюда, чтобы он скорее поправлялся.
Джим играл со своим внуком Коди, и у него, наконец, появился шанс получше узнать своего зятя, с которым раньше отношения были более чем прохладные в течение нескольких лет.
Но в этот последний месяц, когда силы начали восстанавливаться, он стал беспокоен. Его все чаще стала посещать острая тоска по тем маленьким, но волнующим мелочам, из которых состояла его прежняя жизнь.
И в то время как большой гнедой жеребец по кличке Майор резвой иноходью покрывал милю за милей по равнине, сидящий на нем Джим думал о своем салуне в Коттонвуде. Все-таки приятно будет вновь оказаться в своем «Кончике Хвоста», где его ждут бармен Джейк и Тилли-повариха. И, конечно, нельзя забывать про красотку Ребекку или, как он ее называл, Реби.
Реби была хозяйкой увеселительного заведения, расположенного рядом с его салуном, и на нее работали пять девушек. Было время, когда эти «ночные бабочки» стали обслуживать своих мужчин прямо в его пивной, наверху. Но Джонти резко протестовала против подобной практики, так что, в конце концов, ему это надоело, и он дал Реби денег, чтобы она сняла себе большой дом по соседству.
Джим еще подстегнул жеребца, заставляя того бежать порезвее, а мысли его, между тем, остановились на Реби.
Интересно, сохранила ли к нему свою благосклонность эта чувствительная и такая соблазнительная рыжеволосая особа? Должно быть, конечно, но он что-то сомневался. Реби слишком любит мужиков и даже не скрывает этого. Три месяца, в течение которых он провалялся со своей раной, слишком большой срок, чтобы эта дамочка могла прожить их, не получая регулярных удовольствий, доставляемых ей мужским телом.
Однако, ему также было хорошо известно, что если она все-таки и нашла замену на период его отсутствия, то об этом все равно никто не узнает.
Джим криво ухмыльнулся. Реби будет чрезвычайно осторожна, она будет молчать, и ее избранник тоже не проболтается. Он побоится рассердить Большого Джима Латура тем, что вторгся на его территорию.
Впрочем, сейчас, плавно покачиваясь в седле в такт легкой поступи своего гнедого, Джим думал, что это его не особенно разозлит. Нет, конечно, Реби ему нравилась, но в сердце у него она занимала не бог весть какое место. Он обнаружил, что ей не было равных в постели и что она знает все способы, как удовлетворить мужчину. Но была в ней какая-то холодность. У нее отсутствовали та нежность и доброта, которых большинство мужчин ждут от женщины и хотят в ней найти. Временами она даже заставляла его чувствовать себя так, будто он — шлюха, пришедшая к сводне.
В самой глубине его глаз посторонний наблюдатель мог бы заметить промелькнувшее выражение печальной задумчивости. За все эти годы у него было множество женщин, но ни одной так и не удалось изгнать из памяти его милую Клео, его первую и единственную любовь… Клео умерла в возрасте семнадцати лет при родах в то время, как он скрывался от закона и находился в бегах далеко от нее.
Господи! Как он любил ее! Его глаза слегка прищурились, словно от боли. Да ему и правда было больно вспоминать себя таким, каким был двадцать лет тому назад.
В те времена он напоминал дикого, неприрученного зверька, озлобленного на весь мир, а особенно ненавидящего мир белых людей, которые смотрели на него, молодого метиса, как на что-то грязное, и видели в нем человека едва ли наполовину.
Джим, конечно, знал, что ему, полукровке, куда разумнее было продолжать жить в деревне его матери, после того, как она и ее белый муж, его отец, умерли от какой-то болезни, занесенной в их племя белыми. Его бабка-индианка и двоюродный брат Джонни Легкая Нога пытались убедить его остаться с ними.
Они говорили ему, что в мире его отца никто не будет ему рад, он не будет принят белыми людьми. Но Джим чувствовал ту неодолимую тягу к перемене мест, которая так часто охватывает подростков и которая звала его зажить жизнью, отвергнутой его собственным отцом. Его родитель повернулся к своему миру спиной, а ему, напротив, хотелось со всей страстью молодости стать частью той жизни, от которой отказался отец.
Долгое время Джим скитался по всей стране, выполняя разную случайную работу на тех ранчо, где ему давали приют. Работал он, в основном, за место в амбаре или сарае, где можно было переночевать. Пожив некоторое время на одном месте, он уезжал в другое, останавливаясь в разных маленьких городках и продолжая надеяться на то, что белые люди станут лучше к нему относиться. Но ничего в его жизни не менялось. Единственной работой, которую ему давали, было подметание в салунах или выбрасывание навоза на постоялых дворах и в платных конюшнях.
