Северные рассказы - [42]

В те дни, когда не было метели (а это случалось редко), коллектив станции деятельно готовился к зиме. Строили снежные стенки для защиты приборов и рабочих мест, утепляли палатки и домики. Механик М. С. Комаров готовил посадочную полосу для приема самолетов. Со дня на день должен был начаться осенний завоз снаряжения, топлива и продовольствия. Живущие в палатках с нетерпением ждали прибытия домиков. В палатках стало холодно, темно и неуютно. Разговоры о домиках стали обычной темой обитателей ледового лагеря.

На береговых базах уже ждали нашего согласия на прием самолетов полярной авиации. Но подготовка посадочной полосы затягивалась из-за сравнительно высоких температур воздуха. Для хорошего замерзания полосы необходимы устойчивые температуры, порядка— 20–25 градусов, а сейчас, как назло, температура держалась около 10–15 градусов.

И вот, наконец, посадочная площадка готова. 12 октября в 8 часов к нам вылетел самолет Н-417, пилотируемый Ильей Спиридоновичем Котовым.

Только тот, кто дрейфовал на льду, может понять, какие чувства при таком известии охватывают людей, оторванных от берегов Родины и ограниченных просторами закованного льдом океана.

Уже где-то в полярной мгле над льдинами, как пылинка в космосе, летит машина, управляемая нашими лучшими товарищами, с которыми нас связывает дружба, проверенная в тяжелой работе полярника и в минуты опасности, когда мы начинали развернутым строем штурм высоких широт Арктики. Разве можно быть хладнокровным в эти часы? Радисты дрейфующей станции К. Курко и Л. Разбаш, и без того пользующиеся авторитетом и любовью коллектива, сейчас наиболее популярны. То и дело звенит телефон в радиорубке. В трубке слышатся и просительные, и даже почти елейные интонации голосов: Где самолет? Когда планируется прилет? Какие условия полета у Ильи Спиридоновича и его отважного экипажа? Ведь они должны проверить пригодность нашей посадочной полосы для приема самолетов. Это действительно отважные и беззаветно преданные своему долгу люди, идущие на большой риск.

Погода, как на грех, самая отвратительная. То и дело с разводьев наносит заряды тумана и низких облаков. Сыплется мелкая снежная не то крупа, не то пыль. Видимость меняется непрерывно. То 2 километра, то 500 метров. Стоящий на вахте метеоролог А. Д. Малков сбился с ног, в такую погоду, когда в воздухе летит самолет, его самочувствию нельзя позавидовать.

В 12 часов 30 минут мы услышали гул моторов. Вдоль полосы, которая с одной стороны ограничивалась близкой стеной торосов, зажгли факелы. Подожгли входные и выходные жаровни-костры. И вот в разрывах тумана появились огоньки долгожданного гостя. Посадка была исключительно трудной.

Сочетание полярной ночи, плохой погоды и зубчатых вершин торосов, как бы зажигающих посадочную полосу, создали для пилотов условия, от которых в волосах появляется новая седина. После посадки самолета мы долго обнимали своих друзей, привезших нам привет. Родины, письма, посылки и любовь наших, близких.

В тесной, но уютной кают-компании собрался весь коллектив. Новости с Большой Земли, рассказы о далеком материке, планы будущих работ в Арктике — вот темы разговоров, от которых так блестят глаза всех участников дрейфа. Прилет самолета — большой и радостный праздник. Как приятно сознавать, что о тебе ежеминутно заботится любимая. Родина.

Разбирая почту, мы, как и с каждым привозом, обнаружили несколько сот писем от школьников, пионеров, комсомольцев и от других дорогих нам людей нашей страны. Эти теплые послания, полные заботы о нас и тревоги за нашу жизнь, навсегда останутся в памяти каждого из дрейфовавших на станции. Разве можно забыть письмо пожилой колхозницы с Полтавщины, в котором среди чудесных, простых слов советского человека звучат такие слова: «Сыночки вы мои золотые! Не холодно ли вам на полюсе? Не страшно ли?»

Разве может быть холодно, а тем более страшно когда человек держит в руках листок ученической тетради, исписанный такими хорошими словами.

Шли один за другим холодные дни. Коллектив станции работал над программой своих наблюдений и готовил вторую посадочную полосу. Температура воздуха понизилась, и мы получили возможность, хотя и ценой больших усилий, выровнять полосу, достаточную для посадки тяжелых самолетов.

19 октября мы дали согласие на приемы самолетов, и в тот же день к нам вышло две машины. Начались бессонные дни осеннего завоза снаряжения. В это время дрейфующая станция находилась на широте 88°41′ и долготе 278°23′ при глубине океана 1927 метров.

Полярные летчики, невзирая на ночь и сложнейшие метеорологические условия, делали по нескольку рейсов в сутки, чтобы завести все необходимое для продолжения дрейфа. Были доставлены и долгожданные домики системы С. А. Шапошникова, и продовольствие, и все сложное снаряжение для работы научных групп в течение следующего полугодия. Погода не баловала. Редкие ясные дни с чистым небом, усеянным бесчисленными звездами, сменялись метелями, снегопадами, а главное низкими рваными облаками, несущимися вереницами с соседних полыней. Водить самолеты было трудно, а иногда просто невозможно, но наши пилоты летали, и штабели снаряжения неуклонно росли около посадочной полосы. Прием грузов, их сортировка и разборка, естественно, легли на плечи нашего коллектива. Но ни на минуту не прекращались работы по выполнению программы научных наблюдений. Мы спали по три-четыре часа. Это были единственным нашим отдыхом и досугом.