Северные рассказы - [41]

В первых числах июня у нас установилась ясная и сравнительно теплая погода. Температура воздуха поднялась до минус 5 — минус 2 градуса, и можно было приступить к этим опытам. Два парничка были установлены на открытой площадке на высоте 25 сантиметров от поверхности льда. Ящик одного парника мы обили черной бумагой для большего поглощения солнечных лучей.

В обоих парниках имелись термометры для измерения температуры почвы. 5 июня был произведен посев семян редиса и салата. 14 июня в парнике, обитом черной бумагой, появились дружные всходы, а через три дня всходы были обнаружены и во втором парнике.

Любопытные данные» дали измерения температуры почвы. В солнечные дни температура почвы в зачерненном парнике доходила до 20 градусов тепла (при температуре воздуха 1–2 градуса мороза). Во втором парнике она не поднималась выше 12 градусов. В пасмурные дни в обоих парниках температура почти уравнивалась, колеблясь в пределах 8—12 градусов тепла. Откровенно говоря, в этом не было больших неожиданностей, все происходило в полном соответствии с наукой.

Появление всходов, их яркая зелень казались нам весьма обнадеживающими, и мы предвкушали удовольствие полакомиться салатом с собственного огорода. Но нас подстерегала неожиданность. Всходы замерли. Их рост прекратился, как только первые листочки оторвались от почвы. Шли дни, недели. Разрастались семядольные листики, а вторые и третьи только-только появлялись.

Загадку разрешил термометр. Оказалось, что в парниках воздух нагревался слабо. Слишком велико было охлаждение парников наружной атмосферой. Для развития растений было мало тепла.

5 августа, через два месяца после посева, ботва редиса выросла всего до 5–7 сантиметров, а плод — до 6–8 миллиметров в диаметре. Посев салата тоже показал свою органическую связь с теплом почвы, а не воздуха парника.

При выращивании растений в домике наблюдалась другая картина: ботва здесь разрасталась пышная и сочная, но плод не завязывался, здесь было мало света.

Нет сомнения, что для агронома в наших опытах все совершенно ясно с начала и до конца.

Из этих маленьких опытов мы все же сделали некоторые выводы. В районе полюса, по-видимому, можно выращивать растения, но не в парниках, а в маленьких разборных тепличках, которые следует отапливать. Такая тепличка оправдает себя хотя бы уже тем, что в течение всего светлого времени будет снабжать зимовщиков зеленым луком, а может быть и некоторыми овощами.

Мы ожидали от летнего таяния больших неприятностей. Но, к нашему счастью, их почти не последовало. Сказалась высокая широта нашего дрейфа в летние месяцы. На станции «Северный полюс-2» в 1950 году нас буквально заливало водой. Приходилось принимать самые энергичные и срочные меры по борьбе с наводнением. Здесь же таяние было не столь бурным, и к концу лета весь снег так и не стаял. Однако домики и палатки нам все же пришлось несколько раз переносить и передвигать на более высокие и сухие места льдины.

Теплый период подходил к концу. Солнце все ниже и ниже опускалось к горизонту. Все чаще снежницы покрывались молодым льдом, и все чаще в воздухе появлялись хороводы снежинок. Зима пришла неожиданно и бурно. Это было 18 сентября. Подул сильный ветер, температура упала до минус 16 градусов, и засвистела, закружилась первая пурга. Сразу стало холодно и неуютно в палатках. Их брезент, выжженный летним солнцем и выветренный непогодами, плохо держал тепло. Даже пламя газовой плитки стало как будто холоднее. В этот день, воспользовавшись метелью, часть зимовщиков занялась отеплением и ремонтом кают-компании, конопатили и заклеивали щели, стены оклеивали новыми обоями. Уже к вечеру стало уютно и тепло.

В редкие ясные дни мы наблюдали, как быстро и неуклонно солнце приближалось к горизонту. Появилась сильная рефракция. Половина всей окружности горизонта как бы поднималась, и тогда казалось, что наша льдина находится в ледяной чаше с причудливыми, зубчатыми краями торосов. Величественное и необычайно красивое зрелище.

25 сентября геофизику Попкову удалось произвести астрономические наблюдения, но вычислить координаты уже не представлялось возможности. Слишком низкое солнце и слишком велика рефракция.

27 сентября при ясном горизонте мы уже не увидели солнца.

Началась полярная ночь. Метели участились. Около домиков и палаток намело большие сугробы. Вид лагеря изменился до неузнаваемости. Вот одна из записей в вахтенном журнале, относящаяся к этим дням:

«Вахта выдалась веселая, — писал дежурный по лагерю Игорь Цигельницкий. — В течение суток сильная метель. Ветер 17–20 м в секунду. Очень плохая видимость. Утром палатки замело снегом, в местах завихрений образовались большие надувы снега, высотой до метра. Снег постепенно уплотнялся. Впервые после долгого перерыва на камбузе вместо воды из снежниц топили снег. На редкость был дружным сбор на завтрак, да оно и понятно. В такую погоду единственное место, где можно посидеть, поговорить, — это кают-компания. Натопил жарко, но к концу дежурства здорово выдуло. От обледенения и ветра рвет антенны у радиомачт.

Аэрологи с трудом, после пяти пробных пробегов, выпустили утренний радиозонд. Гидрологи продолжают работать по программе. Глубина на 18 часов 00 минут — 2896 м. За сутки изменилась на 1200 м. Угол наклона троса в лунке более 25°, что свидетельствует о большой скорости дрейфа. Координаты не определялись, причина ясная — не по чему».