— Я спрашивала, — ответила Карина.
— И что?
— Он сказал: "Тебя".
— А ты?
— А я сказала: "Ну вот же я, Говард!"
— И что он?
— И ничего, он вздохнул и предложил мне кофе.
— О боги, боги! Ты что же, спрашивала его в кафе, среди толпы народа?
— Да, а что?
Марен плюнула и мысленно простилась со своими денежками. Потом пожалела: все-таки целых сто кругленьких! И дала Говарду совет:
— Карина еще невинна и не понимает намеков. Ей все нужно объяснять прямо. Прижми ее где-нибудь в темном углу да похватай за сиську. Иначе проваландаешься еще лет десять, пока она догадается завернуть подол.
— Спасибо, понял, — воодушевился Говард.
И вот теперь он вел Карину обедать в ближайшую кафешку и прикидывал, как бы заманить ее в темный угол. Трудно найти сколько-нибудь интимную обстановку в обеденный перерыв. Придется отложить дело до вечера… О! Идея!
— Пойдем вечером в кино? — спросил он у девушки между заливным из уманов и стаканом касанского белого.
— Ладно, пойдем, — сразу согласилась Карина. Настолько легко и без всякой задней мысли, что Говарда досада взяла. Тратишь на нее большие деньги (обед, кино, потом такси еще!), и никакого толку! Надоело. Сегодня он всего добьется. Всего, чего хочет. Даже если эта дуреха будет упираться.
--
Мы больше не ездим по дорогам.
Мы научились летать, как птицы,
И летаем, куда вздумается, оторвавшись от земли;
Но мы не стали ближе к небу,
А дороги трескаются и зарастают травой.
Оревалат Аартелинур
"Дорога"
из сборника "Отрывки из жизни"
--
Они вышли из конторы на стоянку летучих такси. Говард окинул машины надменным взглядом, выбирая, какая поприличней, и упустил Карину из виду. А она уже подскакивает к облезлому зеленому в дурацкий красный горох флаеру (Говард в жизни бы на таком никуда не поехал!), засовывает голову в кабину и щебечет о чем-то со здоровенным черномазым турепанином. Потом машет рукой: поехали, мол!
Говард нехотя забрался в жалкую потрепанную машину.
— Не могла найти флаер поприличней! — проворчал он.
— Да брось, Говард, нормальная машина, раскрашена весело. И знаешь: за рулем мой знакомый! Он иногда меня подвозит, правда ведь?
— Вэрно, — отозвался черномазый, не оборачиваясь. — Куда вэзти, млодые луди?
— Синематрон, — надменно бросил Говард. И зашептал: — Веди себя прилично, Карина! О чем можно разговаривать с этими людьми? Какие знакомые могут быть у приличной артолийской девушки среди, прости Создатель, турепни белоглазой? Ты в уме ли, дорогая?
— Я тебе не дорогая! — резко ответила Карина. — И неприлично себя ведешь ты. Он же все слышит. Ему обидно. А тебе должно быть стыдно!
— Подумаешь, турепанин услышал, что он белоглазый! Можно подумать, это неправда! Карина, давай поговорим о чем-нибудь другом О тебе. Ты такая красивая… — Говард вспомнил совет Марен насчет сиськи и взялся за дело. То есть за сиську. Разумеется, он тут же получил по рукам. — Да что ты из себя строишь? — возмутился Говард. — Я полгода тебя окучиваю, а ты нос воротишь! Небось, динариев пятьсот уже на тебя спустил, а ты даже сиську пощупать не даешь! Ну-ка не ломайся и сиди смирно!
— Отстань! — в отчаянии закричала Карина, отпихивая от себя разошедшегося поклонника. — Я не хочу! Убери лапы, дурак!
Флаер резко зашел на посадку. Дверца распахнулась, здоровенная коричневая рука ухватила Говарда за брючный ремень и выволокла из машины. Не успела Карина опомниться, как такси снова ушло вверх, оставив где-то внизу красного от злости и унижения Говарда.
— Куда вас отвезти? — без всякого выражения в голосе спросил водитель.
— Не знаю, — вздохнула Карина. — В Синематрон я точно не хочу.
— Домой?
— И домой не хочу. Ничего не хочу.
— Ладно, — сказал турепанин. — Покатаю вас немного.
Карина откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Думать о жадных лапах Говарда и его отвратительных речах было противно. Не думать — не получалось. Надо бы отвлечься, но как?
— Почему вы это сделали? — спросила она, не открывая глаз.
— Вы не хотели его, — ответил турепанин.
— Это причина? — грустно улыбнулась Карина.
— Для меня — причина, — сказал шофер. — У нас девушек не неволят. Извините, если что не так.
— Да что вы! Вы спасли меня! — и, не успев осознать, что нарушает все правила и обычаи, она спросила: — Как ваше имя?
— У нас не принято называть вслух имя никому, кроме ближайших родных, да и то в крайних случаях, — сказал турепанин. — Если хотите, зовите меня Артан.
— Но это не ваше имя? — заинтересовалась Карина.
— Нет, это прозвище — имя-для-людей.
— Мне оно нравится, — сказала девушка. — Пускай не настоящее, все равно красивое: Артан. Вам подходит. А я Карина.
— И это настоящее имя? — турепанин улыбался. Карина засмеялась.
— Самое забавное, что нет!
— Да ну? Ведь у артолийцев вроде бы нет нашего варварского обычая прятать имя от злых духов?
— Конечно, нет, — ответила Карина. — Зато у артолийцев есть обычай делать гадости бывшему тестю, если рассоришься. Когда мама ушла от нас с папой, дедушка настаивал, чтобы мы жили с ним, хотя не любил папу. Папа долго ругался, что не будет жить по указке старого хрыча, пусть он сколько угодно божится, что не оставит любимую внучку. И сменил имена себе и мне, чтобы дедушка нас не нашел. С тех пор я Карина Четохон. А была Даяна Липмор.
