Северная экспедиция Витуса Беринга - [88]
Они освежевали ее на берегу и отнесли мясо в свои жилища, радуясь своей удаче. Часть жира съели свежим. Отлежавшись несколько дней, он стал «такого же приятного желтого цвета, как лучшее голландское сливочное масло», а в вареном виде «превосходил по сладости и вкусу лучший говяжий жир»[392]. По цвету он напоминал свежее оливковое масло, а вкус, похожий на «сладкое миндальное масло», был так хорош, что жир пили чашками; он внес приятное разнообразие в их монотонную диету. Даже мясо, пусть и довольно жесткое, оказалось по вкусу неотличимо от говядины. Особенно стоит отметить, что огромное количество мяса, хранившееся не в холоде, пролежало целых две недели, «не испортившись, хотя его настолько засидели мясные мухи, что оно полностью покрылось опарышами»[393]. Теперь, приноровившись, они убивали по морской корове примерно каждые две недели до 31 июля, когда убили сразу восемь и засолили мясо для плавания. Ваксель писал, что «[и]з всех разнообразных видов пищи, которую нам пришлось употреблять во время пребывания на острове, мясо морских коров оказалось самым лучшим… После того как мы стали его есть, мы почувствовали себя несравненно лучше и совершенно выздоровели»[394]. Без морских коров они бы ни за что не сумели прокормить себя, работая над новым кораблем.
Хотя морские коровы были легкой добычей, замечательны на вкус и стали важнейшим источником пропитания, Стеллер не только ел их. Он записывал, все что мог, об их поведении в разные времена года, брачных ритуалах, выкармливании молодняка и других особенностях жизни. Он разделал одну большую тушу и изумился, увидев, что одно сердце весит тридцать шесть с половиной фунтов (более 16 килограммов). Желудок был длиной почти два метра и шириной полтора и настолько плотно набит водорослями, что Стеллер с тремя помощниками едва не надорвались, вытаскивая его из туши за длинную веревку. Он составил на идеальной латыни полное описание всех частей животного – глаз, кожи, конечностей, суставов, мышц, скелета, сосков, пасти. А художник (скорее всего, Плениснер) сделал шесть точных рисунков, изображавших вскрытие. К сожалению, все рисунки позже пропали где-то в Сибири.
Одним из самых проницательных наблюдений Стеллера стало то, что огромные звери были моногамны и, возможно, образовывали пары на всю жизнь. Он был потрясен поведением самца после того, как одну крупную самку вытащили на берег. «Это самое выдающееся доказательство их брачной привязанности, – писал он. – Самец, пытавшийся изо всех сил, пусть и тщетно, освободить самку, схваченную крюком, и, несмотря на нанесенные нами удары, последовал за ней к берегу и несколько раз, хотя она была уже мертва, неожиданно бросался к ней с быстротой выпущенной стрелы. На следующее утро, когда мы вышли, чтобы освежевать самку и унести мясо в землянки, мы увидели, что самец снова приплыл к самке, и то же самое я наблюдал и на третий день»[395]. Стеллеровы коровы были полностью истреблены в последующие десятилетия, в ходе экспансии Российской империи на восток, в направлении Аляски.
Стеллер осознавал, что предоставившаяся ему возможность изучать морских существ, населявших затянутые туманами Алеутские острова, поистине уникальна. В его описании острова Беринга можно найти информацию о повадках и анатомии практически всех животных, которых можно было наблюдать в этих местах, об их сезонной активности и поведении. Кроме того, он описал десятки растений, в том числе цветы, кустарники и травы, росшие в плотном переплетении практически во всех низинах острова, кроме песчаных дюн близ лагеря. Его наблюдения были точными и проницательными, и он попросил своего друга Плениснера нарисовать к ним десятки иллюстраций. Буквально в последний момент, чтобы приказ, содержавшийся в данных ему инструкциях, не оставался невыполненным, Стеллер сообщил Вакселю, что во время своих путешествий по острову он «разведывал руды и минералы, но ничего не нашел»[396].
Охота на морских коров значительно облегчила добычу пропитания и освободила рабочие руки, так что строительство теперь шло быстро. К середине июля корпус уже был полностью обшит. Конструкция нового корабля прекрасно иллюстрировала поговорку «Голь на выдумки хитра». Деревянным деталям находили новое применение. «В качестве киля, – вспоминал Ваксель, – мы использовали грот-мачту нашего старого судна, отпилив ее на высоте трех футов выше палубы… Оставшийся отрезок мачты послужил нам в качестве форштевня, а ахтерштевень мы изготовили из целого шпиля, который был у нас на корабле»[397]. Другие мачты удалось перенести на новое судно целиком, потому что, хотя большинство из них сломались при крушении, новый корабль был меньше, и ему требовались более короткие мачты и перекладины. Корпус «Святого Петра» оказался поврежден даже сильнее, чем им казалось, так что на новый пришлось пустить часть палубных досок.
[Э]ти доски имели многочисленные отверстия от гвоздей и скоб, а при разборке судна сильно поломались и растрескались[398].
Наиболее сильно поврежденные доски использовали для внутренней обшивки, закрепив их огромными гвоздями. На корме построили небольшую каюту для лидеров экспедиции – Вакселя с сыном, Хитрово и Стеллера. Камбуз разместили на носу, а спальные помещения для команды располагались в трюме, под единственной палубой. Было ясно, что судно выйдет маленьким и тесным.
