Северная экспедиция Витуса Беринга - [39]

Беринг и офицеры на несколько лет отстали от графика и очень беспокоились и за предстоящее путешествие, и за свою карьеру. Когда Стеллер бесцеремонно обвинял их в нетерпеливости и неподобающем поведении, это их только раздражало. Устремления самого командора были предельно просты: выполнить поставленную задачу и вернуться к семье. У других офицеров, без сомнения, желания были похожие. Стеллер, напротив, был в экспедиции практически новичком и имел смутные представления о том, какими тяжелыми выдались предыдущие годы. На его плечах не лежало невыносимого бремени провалов и ожиданий – им по-прежнему двигали энтузиазм и любознательность. Для него экспедиция была приключением, а не обязанностью и тем более не препятствием, которое нужно как можно скорее преодолеть и вернуться к нормальной жизни. «Ни одно мое предложение, – писал Стеллер зимой перед отплытием, – даже самое незначительное, не считалось достойным воплощения, потому что командиры слишком упивались собственной мудростью, пока прискорбный конец и справедливая расплата не раскрыли их, к сожалению, слишком неприкрытого тщеславия»[86]. Стеллер уже тогда конфликтовал с Берингом, а Беринг конфликтовал с Чириковым, которому не терпелось выдвинуться в путь после нескольких лет задержки, вызванной, как он считал, нерешительностью руководителя. К этому времени лишь немногие сохраняли уважение к капитан-командору, но тому, похоже, было уже все равно.

К маю 1741 года корабли наконец были готовы к отплытию. Май был идеален для начала похода в Тихий океан, но им пришлось задержаться до июня, ожидая, пока из Большерецка довезут все припасы. После подсчета провианта выяснилось, что его хватит лишь на один сезон, без зимовки, хотя она планировалась изначально. Путешественники отправлялись в неизвестность, в надежде пересечь Тихий океан, но должны были вернуться осенью того же года, до того, как на камчатском побережье начнутся агрессивные зимние бури. Они уже так долго пробыли в Сибири, что сама мысль о том, что придется провести там еще год, сводила с ума. Их семьи уже вернулись домой, а Восток давно утратил всякий ореол заманчивости.

Последнее важное решение, которое было принято перед отъездом, – по какому именно пути отправляться искать новую землю на другой стороне океана. 4 мая Беринг созвал офицерский совет и вслух зачитал приказы из Санкт-Петербурга, чтобы затем обсудить разные варианты и определить, насколько они соответствуют указаниям. По обычаям русского флота, любые важные решения выставлялись на голосование всего старшего руководящего состава. Беринг был не диктатором, а скорее первым среди равных. Стеллера на собрание не пригласили. Будь он там, возможно, ему удалось бы уговорить совет высших чинов пойти не тем путем, который в конце концов был избран, потому что он слышал рассказы казаков о земле на севере, лежавшей ближе к Азии. Всю зиму офицеры обсуждали варианты, взвешивали все за и против и сопоставляли доступные им географические данные, какими бы скудными они ни были. В официальном указе императрицы Анны говорилось, что Беринг должен устроить собрание и «в том следовании помянутых американских берегов или островов искать с крайнею прилежностию и старанием и чинить им все с общаго согласия по науке морской, к чему в совет приобщать посланнаго Академии наук профессора, и как о разных путях до Америки от Академии наук в инструкции показано»[87], и на том этапе экспедиции он уже не собирался отступать от выданных инструкций – за неисполнение приказов могли строго наказать, да и он устал от любых споров по поводу возможных изменений. Кроер, представлявший на собраниях Академию наук, поскольку Стеллер приглашен не был, принес офицерскому совету свои карты и энергично настаивал на том, что сначала нужно искать земли и острова, теоретически лежащие между Азией и Америкой. Они заметно выделялись на картах, составленных его братом, французским географом Жозеф-Никола Делилем, тоже работавшим в Санкт-Петербургской академии наук. Делиль составил карту северной части Тихого океана, чтобы помочь Берингу добраться до Америки.

Делиля уважали в Санкт-Петербурге, а на его картах изображались крупные острова, еще не присвоенные ни одной европейской державой. Беринг не решился перечить приказам после всех случившихся задержек и неудач: вдруг если эти острова действительно существуют, и именно он будет виноват в том, что их не присоединят к России? К сожалению, на карте Делиля значились несколько воображаемых островов, якобы лежащих на пути экспедиции, в частности, Иездо (Эдзо) и земля Жуана да Гамы – те самые несуществующие острова, которые Беринг безуспешно пытался найти в конце первого похода десять лет назад. Поскольку эти земли, по слухам, были весьма изобильны, их поиск включили в официальный перечень инструкций Беринга.

Шпанберг фактически опроверг существование Иездо – или, по крайней мере, показал, что это просто один из Курильских островов, размеры которого были значительно преувеличены, – но ему не поверили. Ваксель, старший помощник Беринга на «Святом Петре», был с ним согласен, заявив, что «карта Шпанберга составлена на основании его личных наблюдений, а не по показаниям третьих лиц или по предположительным данным… Шпанберг не признал, однако, эти острова так называемой землей Иездо… Все же я лично остаюсь при твердом убеждении, что если только существует в этих местах земля, называемая Иездо, то это не может быть не что иное, как эти острова, равно как и вся цепь Курильских островов, которую тоже можно разуметь под этим наименованием. Если бы где-нибудь существовала еще другая земля Иездо, то ее обязательно нашли бы»