Северная экспедиция Витуса Беринга - [31]

Когда Беринг в августе 1740 года познакомился со Стеллером в Охотске, молодой естествоиспытатель сразу произвел на него большое впечатление и стал важной частью его планов на будущее.

Характер Стеллера разжег тлевшие угли конфликта внутри академического отряда. Ученые были для Беринга головной болью с самого начала экспедиции. Когда Миллер, Гмелин и Кроер на дюжине лодок прибыли в Якутск в сентябре 1736 года в сопровождении помощников и работников, они обнаружили, что город и без того едва не лопается: люди Беринга и Шпанберга готовились к перевозке грузов через горы в Охотск и к путешествию в Японию. Если считать всех новоприбывших, то четырехтысячный город пополнился еще восемью сотнями жителей – притом что домов было всего 250. Экспедиция реквизировала дома местных жителей для собственного пользования, но все равно остались недовольные. Миллер и Гмелин были высокого мнения о собственном положении и хотели заполучить просторные дома богатых торговцев пушниной вместо скромных, но вполне пригодных для жизни обиталищ, подобранных для них Берингом. Конечно же, они не преминули пожаловаться на оскорбление своей чести и престижа. Командор бесцеремонно отмахнулся от них, но тогда жалобы стали поступать различным официальным лицам. Сибирь по-настоящему открыла им глаза: тяжелые условия, отсутствие каких-либо удобств, свирепые и грубые чиновники, которые не понимали или не ценили их научных задач и отказывались предоставлять помощь, а в Якутске ждало еще и плохое жилье. Их мучили комары и другие насекомые, в еде завелись паразиты, летом стояла невыносимая жара со столбами пыли, а зимы были мрачными, ветреными и морозными. Но, к чести ученых, они продолжали работать. Гмелин собирал растения для своего опуса «Флора Сибири», а Миллер опрашивал местных жителей и изучал архивы для исторической справки. Он беседовал со многими русскими, ходившими в интересные и опасные походы, и обнаружил немало оригинальных документов в отрезанных от мира архивах Тобольска, Якутска и Иркутска.

Неприязнь к сибирякам, которые не уважали их статуса и не относились с надлежащим почтением, была не самой большой проблемой; академический отряд страдал от тех же проблем, что описывал Ваксель, в частности дезертирства. Гмелин писал, что работникам, или, как точнее выразился Ваксель, «ссыльным», против воли присоединенным к экспедиции, невозможно было доверить никакой ответственной работы. «Никакой доброты, никакого снисхождения, никакого дружелюбного обращения – это не поможет, – писал Гмелин. – С ними нужно обращаться с крайней строгостью, если вы хотите, чтобы они хоть что-то сделали. Для нас же хуже всего было то, что нам пришлось выяснять это все на собственном опыте, потому что некому было дать нам совета»[62]. Злоупотребление сибиряков спиртным тоже приводило Гмелина в ужас; он писал, что празднование Пасхи пришлось проводить с раннего утра, и оно стало своеобразной прелюдией к последовавшей за этим вакханалии: «Безбожное пьянство продолжалось без перерыва четыре-пять дней подряд, и безумие было не остановить»[63]. Частично их недовольство вызывал и Беринг, командир экспедиции, который, как они считали, должен был защищать их интересы. Гмелин и Миллер отправляли гневные письма в Санкт-Петербург, критикуя умения и решения своего лидера, утверждая, что все продвигается слишком медленно и что Беринг снисходителен там, где должен быть строг, и строг там, где должен быть снисходителен; в целом их жалобы сводились к тому, что проблемы экспедиции, вызванные условиями жизни в Сибири, еще и усугубляются руководством.

Гмелин и Миллер не ушли бы далеко в Сибири без авторитета и поддержки Беринга, но искренне этого не понимали и считали, что он – причина по меньшей мере части их неудач. У академиков и моряков из основной экспедиции было мало точек соприкосновения, они даже не осознавали, что преследуют одни и те же цели. Управленческая структура хромала на обе ноги: Беринг нес ответственность за всех, в том числе за группу академиков, и должен был обеспечивать потребности, но формально не имел над ними никакой власти. Ученые занимались своей работой, пользуясь присутствием отряда Беринга, чтобы добиться уважения к себе и выдвигать требования к местному населению, но при этом их раздражало, что они находятся под началом Беринга. А тот отказался гарантировать быструю и безопасную доставку их провизии из Якутска в Охотск; не обещал он им и хорошего жилья в суровом тихоокеанском городке, в котором, по сути, вообще не было инфраструктуры, кроме той, что поспешно отстраивал Шпанберг. Не собирался Беринг удовлетворять и их просьбы о просторных койках на кораблях, которые должны были выйти из Охотска на Камчатку.

Столкнувшись с проблемами со снабжением и неспособностью (или нежеланием) Беринга гарантировать им комфорт, Гмелин и Мюллер решили отложить или вовсе отменить путешествие дальше на восток из Якутска. Вместо себя они отправили молодого русского ассистента Степана Крашенинникова, чтобы тот сопровождал Кроера и недавно прибывшего натуралиста Стеллера, тоже собиравшего сибирские растения. Стеллер встретился с Гмелиным в Енисейске в январе 1739 года, через год после отъезда из Санкт-Петербурга, и Гмелин предложил Стеллеру занять его место главного ученого в экспедиции на Камчатку. Тот с радостью согласился – это был его шанс стать первопроходцем, открыть что-то новое и важное. А еще он больше не будет подчинен Гмелину, даже номинально.