Севастопольские записки - [9]

— Я полагал, что она еще потребуется вам, — отвечал тот.

— Полагал, полагал… А самому невдомек, что люди там ведут бой и не знают, что делается здесь. За такие вещи судить надо…

Досталось тогда командиру полка связи да и мне тоже.

К нашему счастью, по дороге проходила радиостанция моряков. Матросы-радисты с охотой исполнили приказание Петрова, немедленно развернулись и быстро вошли в связь с 95-й дивизией. Как только зазвучал голос «Василия» (позывной код генерал-майора Воробьева), я доложил Петрову. Он надел наушники и жестом показал, чтобы и я тоже слушал.

Из доклада Воробьева я понял, что у них не все в порядке, что наши части не могли сбить немецкие заслоны, вставшие на пути отхода, что нужно менять маршрут движения, идти восточнее, иначе пробиться не удастся.

В ответ на доклад Воробьева командарм раздраженно ответил:

— Вы все еще не можете отрешиться от своей точки зрения, высказанной на Военном совете. Позовите к аппаратуре «Трофима». («Трофим» — позывной командира 25-й Чапаевской дивизии генерал-майора Коломийца.)

Прошло несколько минут. В наушниках послышался голос Коломийца.

— Я «Трофим». Слушаю вас.

— Говорит «Старик». У «Василия» что-то не ладится. Я отстраняю его. Командование поручаю вам.

Слушаюсь.

— Двигайтесь по маршруту Керменчик — Ай-Тодор — Шули.

— Боюсь, что это не очень удачный маршрут. Разрешите действовать по обстановке.

— Согласен. Вам на месте виднее. Одного не забывайте: скорее пробивайтесь сюда.

Закончив переговоры, командарм приказал мне оставаться с радиостанцией на Мекензиевых горах, поддерживать связь с войсками и обо всем немедленно докладывать ему.

— Здесь будет наш передовой наблюдательный пункт. Назначаю вас старшим. В помощь пришлю штабных командиров, — сказал он мне и, повернувшись к командиру полка связи, добавил: — А вы установите телефонную связь.

Попрощавшись и пожелав нам успеха, Петров уехал.

Матросов-радистов, которые приютили меня в своей машине и делили со мной свой паек, беспокоило одно: не сочтут ли их дезертирами. Но я обещал через штаб армии сообщить в штаб флота и попросить объявить им благодарность.

Утром 4 ноября Антипин прислал машину, мою шинель и продукты, а вскоре один из штабных командиров — майор Харлашкин, веселый, жизнерадостный человек — привез рацию.

Поблагодарив матросов-радистов, оказавших нам большую помощь в установлении связи с главными силами армии, отходящей через горы к Севастополю, мы отпустили их, снабдив соответствующим документом во избежание недоразумений, которые могли возникнуть в связи с их отсутствием в своей части.

Теперь мы имели относительно устойчивую радиосвязь с главными силами, знали, что 95-я дивизия в течение 2 ноября вела бой в двух направлениях: на Шуры (Кудрино) и на Улу-Сала (Зеленое). В этом бою, несмотря на частичный успех — была разгромлена 7-я рота 124-го полка 72-й немецкой дивизии, — действия наших передовых частей были нерешительными, и это задерживало продвижение главных сил.

4 ноября меня вызвали в штаб армии. Он размещался теперь у входа в Севастопольскую бухту, на старой батарее, сохранившейся еще с дореволюционного времени. Здесь был подготовлен командный пункт береговой обороны.

В штабе встретил много знакомых: основу его составляли командиры 14-го корпуса, в котором я служил до войны и в первые ее дни: начальник артиллерии полковник Н. К. Рыжи, начальник связи майор Л. В. Богомолов, начальник автобронетанковых войск полковник И. А. Максимов, некоторые работники оперативного и разведывательного отделов. Со многими из них мы начинали войну у Измаила, Рени и Кагула.

Оперативники познакомили меня с обстановкой.

Еще до прорыва немецко-фашистскими войсками нашего фронта на Перекопе командование Черноморского флота и городской комитет партии решили укрепить все сухопутные подступы к Севастополю. Тогда началось сооружение трех оборонительных рубежей. Строительство одного из них — передового — закончено. Кроме того, сооружены подземные убежища, город зарывается в землю.

Несколько дней назад, как рассказали товарищи, немецкий моторизованный отряд и танки пытались с ходу прорваться в Севастополь, но были остановлены мощными ударами артиллерии береговой обороны. Первой, 30 октября, в бой вступила 54-я батарея, расположенная у с. Николаевки, которой командовал старший лейтенант И. И. Заика. На второй день огонь открыла 30-я береговая батарея под командованием капитана Г. А. Александера. Затем включились другие батареи. А вчера немцы встретили первый контрудар нашей морской пехоты, занявшей оборону на переднем рубеже, проходящем с северо-запада на юг по линии Аранчи — Дуванкой — Чоргунь — Балаклавские высоты. Вступившим в бой на суше морякам, кроме батарей береговой обороны, большую помощь оказывали летчики авиации Черноморского флота. В жестоких боях моряки сдержали наступательный порыв гитлеровцев.

А основные силы нашей армии в это время все еще с боями прокладывали себе путь к Севастополю. Им противостояли части 50, 72 и 132-й немецких дивизий. В ходе боев главным силам приходилось вносить изменения в первоначально намеченный маршрут, так как не везде удавалось прорвать фашистскую оборону. В деревне Шуры, где сосредоточились крупные силы 72-й пехотной дивизии, части армии после неудачного боя вынуждены были повернуть в обход на Бия-Сала (Верхоречье).