Севастопольские записки - [7]
Во время разговора вбегает наблюдатель и срывающимся голосом кричит: «Танки! Немецкие танки!»
Выскакиваем из помещения. Действительно, примерно в километре от нас, за ложбиной, остановился немецкий танк. В сумерках на нем виден фашистский крест. Постояв некоторое время, танк медленно уполз назад.
Под прикрытием наступившей темноты трогаемся с места. В пути нас догоняют командиры штаба и политотдела, ездившие в войска.
Новый пункт размещения штаба, куда мы добрались часам к двенадцати ночи, — небольшая глухая деревенька с трудно выговариваемым названием.
Разместились в школе и в пустом магазине, товары из которого еще днем были розданы населению.
Часов около двух ночи стали съезжаться командиры связи. Все спрашивали меня, где командарм, где начальник штаба, где начальник оперативного отдела. А я и сам не знал.
Приехал командир 95-й дивизии генерал-майор В. Ф. Воробьев и тут же вызвал меня. Я застал его возбужденным и расстроенным. В ответ на мое приветствие он резко спросил:
— Где командарм, где начальник штаба или начальник оперативного отдела?
— Не знаю.
— Какова дальнейшая задача дивизии?
— Мне неизвестно.
— Вы здесь старший из офицеров штаба армии и обязаны знать. В крайнем случае принять решение…
Но разве я мог принимать какое-либо решение, будучи мало осведомленным о положении на фронте, не зная, каковы замыслы командарма? Да и вправе ли я вообще брать на себя такую ответственность?
Немного успокоившись, Воробьев уехал.
Часа полтора спустя прибыл Крылов. Не раздеваясь, он прилег на скамью и моментально уснул, попросив разбудить его, когда приедет командарм.
Петров приехал под утро. Спросил, кто есть из офицеров штаба и политотдела. Я доложил, что возвратились полковник Крылов и начальник политотдела Л. П. Бочаров, доложил и о разговоре с генералом Воробьевым, на что командарм ответил, что об этом он уже знает, что сам был в штабах всех дивизий. Я хотел было разбудить Крылова, но Петров предупредил меня, чтобы я не делал этого, а садился писать приказ об отходе армии. Сам же, развернув карту, красным карандашом начал чертить на ней план отхода каждой дивизии. Делал он это быстро, движения его были резки. Заметно усилившийся тик головы свидетельствовал об огромном нервном напряжении.
Закончив работу, он подозвал меня и спросил:
— Понятно? Вопросы будут?
Отход армии планировался к Севастополю. Я спросил командарма, правильно ли понял его замысел. Он ответил:
— Правильно. Вносите все в приказ, а я немного отдохну. Часа через два разбудите.
На карте, переданной мне Иваном Ефимовичем, кроме дивизий нашей армии — 25, 95, 421-й стрелковых и 2-й кавалерийской, — были намечены пути отхода также 157, 172, 184, 271 и 276-й стрелковых, 40-й, 42-й кавалерийских дивизий и 7-й бригады морской пехоты. Видимо, недавно образованный штаб войск Крыма передавал их в подчинение армии. Правда, 172, 40 и 42-я дивизии фактически уже были в составе армии во время боев на перешейке.
Я разбудил машинистку и начал диктовать ей приказ.
За этим занятием меня и застал генерал-майор Шишенин, приехавший из штаба войск Крыма. Прочитав проект приказа, он удивленно посмотрел на меня и спросил:
— Это ваше собственное творчество?
Я показал ему карту с начертанным на ней рукою командарма планом отступления.
— Ну и ну, — проворчал Шишенин. — Идите заниматься разведкой и не впутывайтесь в дела операторов.
— А как же с приказом? — спросил я. — Ведь мне надо показать его командарму.
— С командармом я поговорю сам.
Генерал Шишенин был назначен начальником штаба войск Крыма, в чье подчинение входила и наша армия. Я подумал: может быть, его приезд внесет что-то новое и решение командарма изменится?
С утра 31 октября штаб на колесах. Путь на Сарабуз (Гвардейское). Перед выездом штаба мимо его места расположения на полной скорости с юга на север промчался немецкий танк. Как он очутился здесь? Откуда взялся?
Позже стало известно, что несколько немецких танков проскочили к Симферополю, но, встреченные местным истребительным батальоном на подходе к городу, повернули назад. Один из них и проскочил мимо штаба армии.
Проезжаем пустующий аэродром. Летное поле исковеркано, на нем воронки от разрывов бомб, обломки разбитых самолетов. Где-то севернее слышится артиллерийская канонада, она то затихает, то усиливается.
В Сарабузе меня вызвал командарм. Он сидел за столом и что-то писал. Подняв глаза, бросил:
— Обождите.
Закончив писать, заклеил конверт и сказал:
— С этим письмом немедленно отправляйтесь в Симферополь, в штаб войск Крыма. Разыщите генерал-лейтенанта Павла Ивановича Батова и лично вручите ему. О письме, пока оно не вручено Батову, никто не должен знать.
В Симферополе, в кабинете, куда меня ввел оперативный дежурный штаба войск, были два генерала и адмирал.
Кто из них Батов, я не знал. По старой армейской привычке доложил:
— Майор Ковтун от генерала Петрова к генералу Батову с донесением.
Ко мне подошел генерал невысокого роста, сухощавый, с быстрым взглядом.
— Я и есть Батов.
Вручаю ему письмо. Он вскрыл его и начал читать. Другой генерал в это время обратился к адмиралу со словами:
